— Зачем ты это делаешь? — спросил я. — До сих пор не могу постичь, почему ты настолько упорно сопротивляешься своей…
Эдит медленно ответила:
— Хороший вопрос, и ты не первый, кто его задает. Других — а именно подавляющее большинство представителей нашего вида, вполне довольное своей судьбой — тоже удивляет наш образ жизни. Но, видишь ли, только то, что нам… выпал такой жребий, еще не значит, что у нас нет права выбора подняться выше — выйти за рамки участи, которой никто из нас не хотел. Попытаться, насколько это возможно, сохранить человечность.
Я лежал неподвижно, испытывая своего рода благоговение. Эдит была лучше, чем я когда-либо мог бы стать.
— Ты уснул? — почти неслышно пробормотала она спустя несколько минут.
— Нет.
— Это все, что тебя интересовало?
Я закатил глаза.
— Не совсем.
— Что еще ты хочешь знать?
— Почему ты способна читать мысли — почему только ты? И Арчи, предвидящий будущее и всё такое… почему так происходит?
Я почувствовал под своей рукой, как Эдит пожала плечами.
— Мы толком не знаем. У Карин есть теория… согласно которой мы приносим с собой в следующую жизнь наши самые яркие человеческие качества, и они усиливаются — так же, как разум и органы чувств. Она считает, что я, вероятно, еще до обращения была очень восприимчива к мыслям окружающих. И что Арчи обладал прозорливостью, где бы он ни был.
— А что принесла в новую жизнь она сама и остальные?
— Карин принесла сострадание. Энист — способность страстно любить. Элинор — силу, Роял свое… упорство. Или это скорее можно назвать ослиным упрямством, — она усмехнулась. — У Джесамины очень интересный дар. В своей прошлой жизни она была весьма харизматичной и умела влиять на окружающих таким образом, чтобы они принимали ее точку зрения. Теперь ей удается управлять эмоциями тех, кто находится рядом с ней — успокоить целую комнату обозленных людей, к примеру, или, наоборот, взбодрить вялую толпу. Это очень тонкий дар.
Я обдумывал те невероятные вещи, о которых услышал, и пытался осознать полученную информацию. Эдит терпеливо ожидала, пока я размышлял.
— Так с чего же все началось? То есть Карин обратила тебя, а до этого кто-то, должно быть, обратил ее, и так далее…
— Ну а откуда произошли вы? Эволюция? Сотворение? Разве не могли мы развиваться так же, как и другие виды, среди которых есть и хищники, и жертвы? Или, если ты не веришь в самопроизвольное возникновение всего этого мира, которое мне и самой сложно принять, то неужели так трудно согласиться с предположением, что сила, породившая изящную коралловую рыбку и акулу, детеныша тюленя и кита-убийцу, вполне способна была создать и оба наших вида?
— Позволь уточнить сразу — я детеныш тюленя, не так ли?
— Верно, — Эдит рассмеялась, и пальцы ее коснулись моих губ. — Разве ты не устал? Это был довольно долгий день.
— Просто у меня осталось еще несколько миллионов вопросов.
— А у нас есть завтра, и послезавтра, и послепослезавтра…
Чувство эйфории, абсолютного блаженства, наполняло мою грудь до такой степени, что мне казалось, я могу просто лопнуть. Невозможно было представить, что где-то в мире нашелся бы наркоман, который не променял бы свое излюбленное снадобье на это чувство.
Прошло некоторое время, прежде чем я снова заговорил:
— Ты уверена, что утром не исчезнешь? В конце концов, ты ведь мифическое существо.
— Я тебя не покину, — торжественно пообещала Эдит, и меня вновь, даже сильнее, чем раньше, охватило то же самое чувство.
Когда ко мне вернулся дар речи, я сказал:
— Тогда еще один вопрос напоследок… — и тут же кровь прихлынула к моей шее. Темнота не спасала. Я был уверен, что Эдит почувствовала этот жар.
— Что такое?
— Ммм… не-а, забудь. Я передумал.
— Бо, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Я молчал, и она застонала.
— Я всё еще надеюсь, что со временем буду меньше раздражаться, не слыша твоих мыслей. Но становится только хуже и
— Хватает и того, что ты подслушиваешь мою болтовню во сне, — пробормотал я.
— Пожалуйста, скажи мне, — тихо попросила Эдит, и в ее бархатном голосе прозвучала та гипнотическая сила, против которой я не в силах устоять.
Но я пытался. Я молча покачал головой.
— Если ты мне не скажешь, то я решу, что это гораздо хуже, чем на самом деле, — пригрозила она.
— Мне не следовало заводить речь об этом, — сказал я и сжал зубы.
—
Я вздохнул:
— Ты… не обидишься?
— Конечно нет.
Я набрал полную грудь воздуха:
— Ну… в общем, ясное дело, я не знаю всей правды о вампирах, — это слово вырвалось у меня случайно, я слишком сильно увлекся обдумыванием своего вопроса, а потом понял, что именно сказал, и замер.
— Да?
Ее голос звучал обыденно, будто это слово не имело никакого значения.
Я выдохнул с облегчением.