Жизнь и смерть

— Жаль, что снег растаял, да? — спросила Эдит. У меня возникло странное ощущение, что она заставляет себя вести со мной светскую беседу. Словно услышала мой разговор с Джереми за ланчем и пытается доказать мне, что я не прав. Но она никак не могла слышать. У меня уже просто паранойя.

— Вообще-то, нет, — честно ответил я вместо того, чтобы притворяться таким, как все, нормальным. Я еще пытался избавиться от глупого подозрения и не мог сосредоточиться на сохранении социально приемлемого имиджа.

— Тебе не нравится холод. — Это был не вопрос.

— И сырость тоже.

— Должно быть, тебе трудновато жить в Форксе, — задумчиво сказала Эдит.

— Даже не представляешь, насколько, — мрачно пробормотал я.

Казалось, мой ответ ее заинтересовал, но я понятия не имел, по какой причине. Ее лицо так сильно отвлекало, что я старался глядеть на нее не чаще, чем требовали элементарные правила вежливости.

— Зачем же ты тогда приехал сюда?

Никто еще не спрашивал меня об этом — во всяком случае, так прямо и требовательно.

— Это… непросто.

— Уверена, я справлюсь, — не отступала она.

Я молчал целое долгое мгновение, но потом совершил ошибку, встретившись с ней взглядом. Ее миндалевидные глаза цвета темного золота привели меня в замешательство, и я ответил не раздумывая:

— Мама вышла замуж.

— Это не кажется таким уж сложным, — возразила она, но тон ее внезапно смягчился. — Когда?

— В сентябре, — я не смог удержаться от грустной интонации.

— И он тебе не нравится, — так же доброжелательно предположила Эдит.

— Нет, Фил хороший человек. Немного молод, возможно, но отличный парень.

— Почему же тогда ты не остался с ними?

Я не мог понять ее интерес, но она продолжала проницательно смотреть на меня, как будто моя скучная история была почему-то жизненно важной для нее.

— Фил почти постоянно в разъездах. Он профессиональный бейсболист. — Я невесело улыбнулся.

— Я о нем слышала? — спросила она, улыбаясь мне в ответ, как раз настолько, чтобы слегка показались ямочки на щеках.

— Нет, наверное. Он играет не слишком хорошо. Всего лишь в малой лиге. Приходится много ездить.

— И твоя мама отправила тебя сюда, чтобы иметь возможность сопровождать его. — Это снова прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

Мои сгорбленные плечи автоматически распрямились:

— Нет. Я сам себя отправил.

Ее брови сошлись в одну линию.

— Не понимаю, — призналась Эдит, и мне показалось, что она разочарована этим фактом сильнее, чем стоило бы.

Я вздохнул. Зачем я ей все это объясняю? Она внимательно смотрела на меня в ожидании ответа.

— Вначале она оставалась дома со мной, но скучала по нему. Это делало ее несчастной… Поэтому я решил, что пора провести немного времени с Чарли. — Я договаривал фразу упавшим голосом.

— Но теперь несчастен ты, — заметила она.

— Ну и что? — с вызовом ответил я.

— Это кажется несправедливым. — Эдит пожала плечами, все еще пристально глядя на меня.

Я хохотнул:

— Разве ты не знаешь? Жизнь вообще несправедлива.

— Действительно, это я уже где-то слышала, — сухо согласилась она.

— Вот и все, — настаивал я, удивляясь, почему она продолжает так смотреть на меня.

Эдит склонила голову набок, взгляд ее золотистых глаз словно проникал, как луч лазера, сквозь мою кожу.

— Неплохое шоу, — медленно сказала она. — Но я могла бы поспорить, что ты страдаешь больше, чем позволяешь кому-нибудь увидеть.

Я пожал плечами:

— Повторяю: ну и что?

— Не вполне тебя понимаю, больше ничего.

— Зачем тебе это? — хмуро спросил я.

— Очень хороший вопрос, — пробормотала она так тихо, что я не понял, предназначалась ли эта фраза мне или ей самой. Однако после нескольких секунд молчания я решил, что другого ответа не получу.

Было неловко сидеть вот так, молча уставившись ей в глаза, но она не отводила взгляда. Мне хотелось продолжать рассматривать ее лицо, но я опасался, не решит ли Эдит, что со мной не все в порядке, если я буду все время глазеть на нее, поэтому, в конце концов, я повернулся к доске. Она вздохнула.

Я снова взглянул на нее: Эдит по-прежнему смотрела на меня, но выражение ее лица стало другим — слегка разочарованным… или сердитым.

— Извини, — быстро сказал я. — Я… я тебя раздражаю?

Она покачала головой и улыбнулась одной стороной рта — появилась всего одна ямочка.

— Нет. Скорее, уж я сама себя раздражаю.

— Почему?

Она снова наклонила голову к плечу:

— Чтение людей… обычно это легко мне дается. Но с тобой ничего не получается. Наверное, я не очень хорошо понимаю тебя. Это смешно?

Я подавил улыбку.

— В большей степени… неожиданно. Мама всегда называет меня своей открытой книгой. Если верить ей, у меня все буквально на лбу написано, читай сколько влезет.

Улыбка Эдит померкла, и она опять посмотрела мне в глаза, но не сердито, как до этого, просто пристально. Словно действительно изо всех сил пыталась прочитать то, что без труда видела моя мама. Потом ее настроение еще раз внезапно изменилось, и, снова улыбаясь, она сказала:

— Похоже, я стала слишком самоуверенной.

Я не знал, что на это ответить.

— Э… извини?