– Да. Это был дом, где ему было комфортно и безопасно, где есть все, что нужно. Ну, сначала у нас была только радиола, знаете, такой проигрыватель, деревянный ящик. (Смеется.) Как только мы переехали на Аппер Беркли-стрит, он собрал систему, с усилителем Leak и двумя 30-ваттными колонками, что для того времени было очень круто. У нас регулярно взрывались динамики, там внутри были бумажные мембраны. Если их слишком громко включали, то мембраны просто лопались. Я помню, как ехала в Бромли на такси, с этими колонками на полу машины, в мастерскую с просьбой починить их немедленно. Они такие: «Нет, тебе придется вернуться на следующей неделе». В те дни мысль о том, что у нас целую неделю не будет музыки, была просто ужасна! (Смеется.) Я заклинала их! Дорога туда и обратно на такси обошлась недешево. Но это было очень важно. В конце концов они меня запомнили. Я ездила туда раза четыре. И каждый раз одно и то же: «О, вот и снова она». Я с колонками на заднем сиденье такси. «Вы можете их починить?» Их чинят, а я жду. По-моему, Джими ездил туда всего один раз. В основном я занималась этим, пока он репетировал или еще что-то делал. В те первые два года это был наш обычный образ жизни.
Как ты думаешь, тебе удавалось удержать его от безрассудства в эти первые два года?
– Да. Определенно.
Но тебе стало с ним тяжело, когда он начал злоупотреблять кислотой.
– Да. Во-первых, я не знала, что он ее употребляет. Он принимал кислоту, но это было не в 1966 году. Это было в конце 1967 года. А я и не знала, что он принимает. На самом деле, я даже не уверена, что он принимал. Но другие говорят, что так оно и было. Эрик Бердон, например, уверен. Как-то я выпила в баре напиток Эрика (который был приправлен кислотой). Но не знала об этом, потому что не почувствовала никакого привкуса. Просто скотч с колой. Мой коктейль закончился, и, вместо того чтобы ждать – они были на сцене, – я подумала, что выпью его, а потом закажу еще. В следующий момент – минут через пятнадцать – я не понимала, что со мной происходит. Все кружилось, и мне было очень плохо. Помню, как вышла на улицу, прошла мимо входа, села на ступеньки, ведущие в клуб, и сказал Энджи, которая пришла за мной: «Я не очень хорошо себя чувствую. Не знаю, в чем дело».
Никто не подозревал, что это был ЛСД, пока Эрик не признался. Поэтому я отправилась в больницу Святого Георгия в Тутинге и рассказала им о том, что произошло. Они в основном говорили: «Ну, придется просто подождать. Это скоро пройдет». (Смеется.) Но мне нужно было оставаться в больнице, пока все не завершилось. Это заняло несколько часов. Скажу тебе, это было ужасно. Я почти ничего об этом не помню, потому что была очень напугана. Я была в ужасе. Я совершенно не понимала, почему все движется и почему я чувствую себя так странно. У меня начались приступы паники, я не знала, что происходит.
Меня обвинили в том, что я выпила коктейль Эрика. Джими гадал, где я, со мной была только Анджела, больше никто ничего не знал. Все переполошились: куда пропала Кэти? В конце концов я все-таки позвонила домой. Было около пяти утра. К тому времени они уже вернулись, и я просто сказала: «Я выпила коктейль Эрика». Джими сказал: «Ты не должна была этого делать! Никто никогда не знает, что там может быть!» Я пришла домой часов в шесть-семь утра. Это была ужасная, ужасная ночь. Больше мне никто никогда ничего такого не предлагал. (Смеется.) И я никогда больше не брала чужую выпивку!
Можешь рассказать о том очень трогательном моменте перед смертью Джими, когда вы столкнулись с ним в отеле Cumberland в Лондоне? Джими сказал: «Ты должна зайти». Ты ответила: «Да, конечно», зная, что не сделаешь этого. Быть вежливой несмотря ни на что. А потом тебе звонят и говорят, что он умер. Ты бежишь и покупаешь газету.