Жизнь и смерть генерала Корнилова

Это было движение, просящее о помощи, о спасении, Корнилов кинулся к жене, прижал её к себе и, зарываясь лицом в её волосы, спросил хрипло:

   — Отец? Да?

Таисия Владимировна коротко, по-птичьи, быстро покивала.

Полковник втянул в себя дух, исходящий от её волос — волосы Таты всегда приятно пахли чистотой и какими-то неведомыми травами, очень вкусными, забытыми в детстве, рождающими печаль и внутреннее тепло.

   — Тата! — пробормотал полковник растроганно, не в силах одолеть восторг, возникший в нём, потом всё-таки одолел и спросил озабоченным тоном: — А что у отца? В письмах ты писала, делала намёки, предположения, но я так и не понял, чем именно он болен.

   — Чем... — Таисия Владимировна сжалась, становясь меньше, превращаясь в этакую озабоченную хозяйку, у которой столько дел, что она ни за одно из них не может взяться — всё валится из рук. — Болен болезнью, Лавр, неизлечимой — старостью. Плюс ещё кое-что имеется.

   — Что именно, Тата? — спросил Корнилов и удивился тихости, глухости собственного голоса, в следующее мгновение понял, почему у него такой голос — он, как и Таисия Владимировна, боялся услышать в ответ что-нибудь страшное, не оставляющее надежды, он переживал за старика Марковина, своего добрейшего тестя, всегда в трудные минуты жизни супругов Корниловых подставлявшего им своё плечо, а сейчас полковник хотел подставить ему плечо своё, но не знал, как это сделать.

Таисия Владимировна вздохнула, попыталась не дать вырваться наружу плачу, её плечи задрожали, но в следующее мгновение она стихла.

   — Понятно, — негромко проговорил Корнилов.

   — Если бы я могла хоть чем-то помочь отцу, хоть чем-то...

   — У нас здесь, на КВЖД, разные умельцы водятся. В том числе и лекари, и знахари, и...

   — Не верю я им. — Жена отрицательно качнула головой.

   — А ты поверь. У нас с тобою другого выхода нет. Есть тут мастера, которые лечат любую болезнь, например чагой. Знаешь, что такое чага?

   — Знаю, Лавр. Берёзовый гриб.

   — Говорят, чага способна поднять на ноги человека, который уже попрощался с белым светом и лежит в гробу... Случается, что у человека внутри ничего уже не осталось — ни желудка, ни почек, ни печени, а он пьёт чатовый настой и живёт. Живёт, не имея ни одного шанса на жизнь, Тата. Всё это — чага. Недавно, я сам читал, нашли русскую летопись одиннадцатого века, в ней говорится, что с помощью чагового отвара вылечили от рака губы великого князя Владимира Мономаха. Всё это — чага. Не горюй, Тата, мы твоего отца спасём.

Таисия Владимировна всхлипнула, прижалась к мужу.

   — Я об этом молюсь каждый день, — прошептала она.

   — А потом здесь, в Китае, — своя древняя медицина, очень популярная на Востоке. Знахари лечат травами, ягодами, корой, поднимают на ноги безнадёжных больных. — Корнилов неожиданно засуетился, сделался непохожим на самого себя, всплеснул руками: — Что же я тебя на ногах держу? — Через мгновение он устыдился собственной суетливости и вновь зарылся лицом в волосы жены, втянул в себя ноздрями чистый, нежный, сухой дух, подумал, что волосы жены пахнут ещё одним, не замеченным им впопыхах, — духом дороги.

Дух дороги — это сложный запах, в нём собрано всё, все запахи — пространства, ветра, паровозного дыма, машинного масла, степи, рек и гор, тайги, ресторанных угольев, которым раскочегаривают самовары в вагонах класса люкс, вяленой рыбы, копчёных гусей, еды, что прямо на перрон выносят во время остановок торговки, солнца и звёзд, шпал, мостов, усталых паровозов и солидола, которым осмотрщики колёс плотно нашпиговывают разогретые буксы, это дух самой жизни... А раз так, то о смерти не надо говорить. Он, Корнилов, сделает всё, чтобы тесть выздоровел.

Таисия Владимировна словно почувствовала эту решимость мужа, выпрямилась, стала выше ростом — она сейчас готова была противостоять любой беде, любой напасти, способной опечалить их — её и Лавра — жизнь.

   — Как дети? — запоздало спросил Корнилов. — Юрка, конечно, ещё маленький, ни фига не соображает, а вот Наташка явно подросла, сделалась, я полагаю, совсем взрослой, не узнать, наверное... Да?

   — Наталья — совсем невеста, можно уже выдавать замуж, такая стала... Скоро мы с тобою, Лавр, дедом и бабкой окажемся.

   — Пусть вначале гимназию закончит, — ворчливо заметил полковник, — а там видно будет, замуж или не замуж...

   — Детям я наняла няньку, — сказала Таисия Владимировна, — без присмотра их оставлять нельзя. Заодно пусть присмотрит и за отцом.

   — Значит, ты пробудешь тут недолго, — с сожалением произнёс Корнилов, поцеловал жену в висок.

   — Увы, Лавр. Наведу здесь порядок, это большое мусорное ведро, — Таисия Владимировна демонстративно обвела рукой пространство, показала характер, так сказать, Корнилов понял этот «жест души», улыбнулся — он всегда приветствовал подобную строгость, — превращу в нормальный дом, в котором не стыдно будет жить, и уеду.

Янтайского Лао и двенадцать его сообщников передали китайским властям: русские стражники не могли, не имели права держать у себя подданных другого государства, — в результате Лао прямиком угодил на скамью подсудимых.