Жизнь и смерть Гришатки Соколова

Заполыхали огнем Оренбургские степи. Всколыхнулся Яик. Из дальних и ближних мест потянулся на клич царя-избавителя несметными толпами измученный и измордованный барами люд.

Пала крепость Татищево, пала Нижне-Озерная. Без боя сдалась Чернореченская. Хлебом-солью встретили царя-батюшку Сакмарский казачий городок и татарская Каргала.

Огромная армия Пугачева подошла к Оренбургу. Обложили восставшие крепость со всех сторон. Нет ни выхода из нее, ни входа.

Забилось тревожно Гришаткино сердце. Свернется он вечером в комок на своей лежанке, размечтается.

Эх, скорее бы уж царь-батюшка взял Оренбург. Освободил бы его, Гришатку. Вернулся бы мальчик домой в свое Тоцкое.

Берегись, управитель Хлыстов! Не пожалеет его Гришатка. Сполна за всех и за все отомстит: и за отца, и за Ванечку, и за Акульку и Юльку, за Серафима Холодного, за Наталью Прыткову. За всех, за всех. Никого, ничего не забудет.

Смыкаются глаза у Гришатки.

– Господи, помоги ты ему, нашему царю-батюшке, - шепчет Гришатка и засыпает.

Заснет, и видится мальчику сон. Будто повстречал он самого государя императора Петра Третьего Федоровича.

Царь верхом на коне. В дорогом убранстве. Красная лента через плечо.

"Ах, это ты Гришатка Соколов, - произносит царь. - Тот самый, о голову которого генерал Рейнсдорп выбивает трубку. Наказать генерала. А Гришатку взять в наше вольное казацкое воинство. Выдать ему коня, пистолет и пику".

И отличается Гришатка в сражениях. Слава о нем идет по всему Оренбургскому краю, птицей летит через реки и степи.

Взыгрались во сне мысли у мальчика. Приподнялся он на лежанке, будто всадник в седле.

– Ура! Царю-батюшке слава! Вперед!

Проходил в это время мимо Вавилиной каморки дед Кобылин. Услышал он странные крики. Открыл дверцу. Увидел Гришатку. Понял, в чем дело. Подошел Кобылин к Гришатке, ремнем по мягкому месту - хвать!

СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Оренбург - грозная крепость. Это тебе не Татищево, не Нижне-Озерная. С ходу ее не возьмешь. Семьдесят пушек. Крепостной вал с частоколом. Ров. Бастионы. Солдаты.

– Ах, негодяй! Ах, разбойник! - посылал Рейнсдорп проклятия. - Ну я тебе покажу.

И вот как-то тащил Гришатка в кабинет к губернатору трубку. Открыл дверь и замер. Генерал важно ходит по комнате. У дверей - стража. В центре - человек огромного роста. Голова у человека взлохмачена, борода спутана. На теле лохмотья. На лбу и щеках "вор" выжжено. Нос выдран, одна переносица. На ногах тяжелые железные цепи.

"Колодник", - понял Гришатка.

– Так вот, братец, - говорил генерал, обращаясь к страшному человеку, - я тебе решил подарить свобода.

Колодник растерялся. Стоит как столб. Не шутит ли губернатор.

– Да, да, свобода, - повторил генерал. - Ты хочешь свобода?

– Батюшка... Отец... Ваше высокородие... - Слезы брызнули из глаз великана. Гремя кандалами, он повалился в ноги Рейнсдорпу.

– Хорошо, хорошо, - произнес генерал. - Подымись, братец. Слушай. Пойдешь в лагерь к разбойнику Пугачеву. Как свой человек. Будто бежал из крепости. А потом, - губернатор сделал паузу, - ножичком ему по шее - чик, и готово.

– Да я его, ваше превосходительство, - загудел молодчик, - в один момент. - Он взмахнул своими богатырскими руками. - Глазом не моргну, ваше сиятельство.

– Ну и хорошо, ну и хорошо, - зачастил губернатор. - Ты мне голову Вильгельмьяна Пугачева, а я те свободу. - Потом подумал. - И денег сто рублей серебром в придачу. Ты есть понял меня?

Колодник бросился целовать генеральскую руку:

– Ваше высокопревосходительство, понял, понял. Будьте покойны. Да он у меня и не пикнет. Ваше высоко...

– Ладно. Ступай, - перебил губернатор.

Когда стража и колодник ушли, Рейнсдорп самодовольно крякнул и поманил к себе Гришатку.

– Мой голова, - ткнул он пальцем себе в лоб, - всем головам есть голова. Такой хитрость никто не придумает, - и рассмеялся.

"ПОСМАТРИВАЙ! ПОСЛУШИВАЙ!"

– Посматривай! Послушивай!

– Посматривай! Послушивай!

Ходят часовые по земляному валу, перекликаются. Оберегают Оренбургскую крепость.

Раскатистый смех Рейнсдорпа еще долго стоял в ушах у Гришатки.

– Убьет, убьет колодник царя-заступника. Господи милосердный, взмолился мальчик к господу богу, - помоги. Удержи злодейскую руку. Пошли ангелочка, шепни о беде в государево ушко. Помоги, господи.

Молился Гришатка господу богу, а сам думает: "Ой, не поможет, не поможет господь!" Вспомнил Гришатка тот день, когда увозили его из Тоцкого. Тоже молился. Не помогло. Да и здесь, в Оренбурге, молился. И снова напрасно. Вернулся Гришатка к себе в каморку мрачнее тучи.

Уже вечер. Ночь наступила. Не может Гришатка уснуть. Заговорить бы с Вавилой. Да вот уже третий день, как Вавилу ночами угоняют вместе с солдатами чинить деревянные бастионы. Некому Гришатке подать совет.

И вдруг, как вспых среди ночи: бежать, немедля бежать из крепости! Опередить колодника. Явиться к царю первым, рассказать обо всем. Мальчишка даже подпрыгнул на лавке.

Вскочил Гришатка, стал надевать армяк. От возбуждения и спешки трясется. Никак не может просунуть локоть в рукав.