Жизнь и смерть Маноэла дос Сантоса Гарринчи

Проходили длинные недели. Вечерами он посещал ресторан, где выступала Элза, потом бросил и это. Он опять сел за телефон, часами обзванивал старых знакомых, выспрашивал, где бы мог снова сыграть. Ему предложили надеть белую футболку «Миллионариоса», который к тому времени собрал под своим флагом десятка полтора бывших известных игроков в возрасте от 40 до 50 лет, чтобы выступить в небольшой серии матчей против сборных команд любителей штатов Сан-Паулу и Параны. Жоан Мендес Толедо, бывший вратарь «Бандейрантеса» из Сан-Паулу, который исполнял одновременно обязанности президента клуба, казначея, гардеробщика и массажиста, предложил избрать Гарринчу капитаном команды.

Маноэл загорелся идеей создать постоянно действующий клуб ветеранов, который бы регулярно выступал в товарищеских матчах на разных стадионах страны. Ветераны, преодолев на автобусе расстояние в полторы тысячи километров, сыграли несколько матчей на периферии. Автобус раздобыл неутомимый Жоан Мендес Толедо. Но, как выяснилось, большинство ветеранов могли сыграть лишь два-три матча. У всех имелась основная работа, и никто из них не помышлял зарабатывать снова футболом. К тому же матчи ветеранов в глубинке собирали слишком мало публики. Молодежь не знала имен выдающихся футболистов прошлого, их заслуг перед сборной и не шла на стадионы, а без зрителей футбол жить не может. Команда распалась, Гарринча неделю скитался по кабакам Сан-Паулу, пока его не разыскала Элза и не забрала домой. Крах «Миллионариоса» на некоторое время лишил его веры во всемогущий футбол.

Чтобы крепче привязать Маноэла к дому, Элза Суарес решила завести общего ребенка. Она считала, что, если у Гарринчи впервые появится сын (они не признавали мальчика, родившегося в 1959 году от шведской женщины в Стокгольме), он займется его воспитанием, попытается передать ему свое футбольное мастерство, отвлечется, перестанет метаться.

Однако появление в июле 1976 года Гарринчиньи не произвело ожидаемого впечатления на отца. Гарринча только что возвратился из штата Парана, где выступал за команду ветеранов, и снова запил, забыв обо всех клятвах, которые давал.

— Помню, — говорила Элза, — он пришел в родильный дом опухший от пьянства, с заплывшими глазами, угнетенный. Когда он впервые взял на руки сына, Элза поставила ему последнее условие: или сын, семья и конец выпивкам, или…

Он перебил ее, не дослушав конца фразы:

— Не могу я, Креола, одновременно любить сына и кашасу. Нет у меня сил, чтобы бросить пить.

Год спустя Элза Суарес обратилась в 14-й полицейский участок Рио-де-Жанейро на Копакабане с просьбой привлечь к судебной ответственности мужа. На ее лице были следы страшных побоев, из поврежденного носа сочилась кровь. В тот день исполнилось 15 лет их супружеской жизни.

Прошло еще немного времени. Гарринча получил предложение преподавать уроки футбола мальчикам в одном из пригородов Рио-де-Жанейро. Об этом его просили в секторе образования и спорта правительства штата.

После знакомства с ребятами, которые с любопытством смотрели на угрюмого преподавателя, Гарринча дал им несколько советов, прочел лекцию о вреде курения и нарушения спортивного режима, показал, как бить по мячу. Затем он дал несколько автографов ребятам. Его огорчило, что дети не выразили особой радости от общения с ним. Со стадиона он направился в пивную, где прямо из горлышка бутылки выпил кашасы. Он поставил на стойку почти пустую бутылку, обернулся к сидевшим за столиками и, не обращаясь ни к кому из них, сказал:

— Однажды Арати привел меня в клуб «Ботафого», когда я не имел ничего, даже собственной футбольной формы, и только хотел одного — играть. И вот сегодня, спустя 24 года, я снова ничего не имею. К тому же совершенно забыл, как нужно играть в футбол. Вот так, люди добрые.

К детям Гарринча не вернулся, хотя ему несколько раз звонили из префектуры. Он, очевидно, понял, что учить ребят футболу, который исповедовал сам, уже не сможет. Бразильцы к тому времени играли совсем в другой футбол.

«Универсо» стал последним клубом, с которым Гарринча заключил контракт…

Гарринча умер во сне. Все началось дома, на улице Эстампадорес, в районе Бангу. В 16.45 он был подобран бригадой «скорой помощи» и доставлен в клинику. Дежурный врач Эдевалдо Морено констатировал состояние комы от чрезмерной дозы алкоголя.

(Газета «У Глобу», Бразилия)

Навстречу гибели

Его всегда тянуло в родной Пау-Гранде «постучать мячом» на знакомом, заросшем высокой сочной травой футбольном поле, снова окунуться в полузабытый мир своей юности.

Когда он появлялся в родном городке, мальчишки неизменно встречали его криками: «Это — Мане! Люди, это Мане!» И он, улыбаясь, как в годы минувшей славы, отвечал им:

— Ола[14], люди добрые, как дела?

Он сидел в баре Доди на своем привычном месте у стены и откровенничал: