Жизнь и смерть Маноэла дос Сантоса Гарринчи

Мы переглядываемся с мальчишкой-гидом. Он отводит глаза. Служба безопасности. Что она делает здесь, на кладбище? Мы кивком здороваемся с непрошеными гостями, хотя гости здесь мы. Спокойно раскрываем свои кофры. Вынимаем камеру и с нею возвращаемся обратно. Надо продолжать киносъемку. Охранники бесцеремонно идут за нами. От жары слепнут глаза. И тут оператор передает одному из сопровождающих свой тяжелый штатив. Помогите, мол, ребята, отнести на пригорок. Жест доверия встречает одобрение. Охрана начинает понимать, что мы в самом деле интересуемся только Гарринчей. Завязывается разговор. Мы снимаем все, что нам нужно, и идем вниз к своей машине. Новые знакомые советуют, как лучше выехать на трассу. Прощаемся. Белый лимузин еще несколько минут следует за нами, а затем скрывается за поворотом. Завозим гида в городок, отсчитываем ему в черную ладошку честно заработанные крузейро и направляемся в Рио-де-Жанейро. Позади остается плотина, где рыбачил Гарринча, лесок, где он ловил пташек, роща, где ребята из Пау-Гранде срывали бананы. Дорога становится шире. Темно-зеленые фикусы все быстрее убегают от нас, растворяясь в жарком мареве позади. Нам указали и в самом деле хорошую дорогу, которая в считанные минуты выводит нас на главную автостраду. Вливаемся в бешеный поток машин и мчимся вместе с ним в гигантский Рио, к его отелям, пляжам и стадионам. Прощай, Гарринча, «радость народа»!

Это был лучший правый крайний нападения за всю историю футбола.

(Газета «Эль Диа», Мексика)

Последний гений футбола

Все воскресные матчи на Кубок Бразилии, 23 января, игравшиеся спустя два дня после похорон Гарринчи, начинались с минуты молчания. Миллион бразильцев на шестнадцати стадионах чтили память человека, посвятившего всю свою жизнь футболу.

…В Рио прохладно и дождливо. Вторую неделю каждый день идут «вечерние дожди». Они начинаются точно по «небесному расписанию» в три часа дня и заканчиваются к девяти вечера, как раз к началу футбольных матчей на «Маракане».

В ложе прессы пустовато. Холодный ветер, гуляющий вдоль рядов кресел, загнал журналистов в бар под трибуну. До начала еще есть время немного поболтать за чашкой кофе (спиртные напитки на «Маракане» не продаются со дня открытия стадиона). Игры в будние дни никогда не начинаются точно в девять.

Разговоры в основном ведутся вокруг футбола, обсуждается игра отдельных футболистов. У Армандо Ногейры, автора увлекательной книги о звездах бразильского футбола «Мяч в игре», немало воспоминаний, связанных с прошлым. Ногейра считает, и с ним многие соглашаются, что раньше играли лучше (испанское поражение еще горько отдается в душе каждого бразильца).

— Кто нынче, к примеру, сравнится с Диди, Пеле, Гарринчей, другими мастерами шестидесятых — семидесятых годов, навечно завоевавших для Бразилии Золотую богиню? — рассуждения Армандо находят поддержку, особенно когда он говорит о Гарринче. — Маноэл, несомненно, остается непревзойденным импровизатором на поле, талантливым от бога, как принято говорить.

И все снова с горечью признают, что он безвременно ушел из жизни.

В разговор вступает Айморе Морейра, бывший старший тренер бразильской сборной на мировом чемпионате в Чили в 1962 году.

— Потребуется еще сто лет, чтобы появился такой игрок, как Гарринча, — говорит он. Все молча соглашаются с ним. — Ни один защитник мира, кому довелось играть против Гарринчи, — продолжает Морейра, — не мог противостоять его знаменитым финтам. Он всегда обыгрывал защиту на правом краю поля, никто не мог нейтрализовать его действий. Таких мастеров принято называть гениями. Гарринча, вне сомнения, остается пока последним гением футбола.

Долгожданный свисток судьи заставляет нас покинуть уютный бар и подняться на прохладную трибуну. Ложа прессы на «Маракане» занимает огромное пространство. Она разместилась на самой удобной трибуне, как раз под правительственным балконом, прикрытым небольшим козырьком. Журналистам отвели это место на стадионе еще в 1950 году, во время чемпионата мира, когда в Бразилию съехалось более двух тысяч репортеров со всего света. Теперь даже на самых престижных матчах в ложе прессы бывает от силы полторы-две сотни корреспондентов. Остальные места занимают люди со стороны, или, лучше сказать, те, кто не пишет о футболе. И поэтому ложа прессы реагирует на перипетии игры порой так же восторженно и громко, как и архибанкада.

Игра начинается, но она еще не захватила журналистов, которые продолжают разговор, начатый в баре.