Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Лето / осень 1943 г.: штаб строительства укреплений и позиционная война

В мае, по пути на фронт, я заметил в поезде каких-то господ в гражданской одежде. Говорили, что это были члены международной комиссии, направлявшиеся в Катынь для расследования обстоятельств массового убийства. Катынь расположена в двадцати километрах к западу от Смоленска. Приведу выдержку из 9-го издания Энциклопедического словаря Мейера:

«В конце февраля 1943 г. в лесу под Смоленском немецкие солдаты обнаружили массовое захоронение тел более 4000 польских офицеров. Они были взяты в плен Советами в Восточной Польше в сентябре 1939 г. и содержались в Козельском лагере. На основании нескольких расследований, включая те, что были проведены во время войны, и те, которые проводились позднее, в 1950-х гг., ответственным за их убийство считается тогдашнее Советское правительство. После того как немецкие войска ушли из Катыни, СССР выдвинул обвинения, в которых утверждалось, что это преступление было совершено немцами. Это считается недоказанным».

Важно отметить, что это дело не рассматривалось на Нюрнбергском процессе по военным преступлениям. Однако тогда, в мае 1943 г., мы узнали, что на телах убитых были обнаружены письменные записи, которые обрывались как раз в то время в 1940 г., когда эти поляки находились в русском плену.

В спокойный период позиционной войны были организованы посещения места массового захоронения немецкими солдатами. Из нашей роты был назначен один человек. Через три дня он вернулся и рассказал нам о своих впечатлениях. Он все еще ощущал «запах разложения в носу». Так он закончил свой рассказ.

В конце июля я перенес еще одно глубокое разочарование. По приказу полкового командира я должен был оставить свой взвод и прибыть в штаб полка, где меня зачисляли в «резерв фюрера». Приказ пришел как раз в тот момент, когда должно было начаться наступление противника. Своим взводом я командовал успешно. Завоевал доверие подчиненных. Казалось, что появилась возможность проявить себя в качестве фронтового офицера. Мне совсем не помогло то, что командир полка сказал мне в утешение. Он говорил, что я должен был «радоваться», что они хотели «защитить» меня и что поэтому это было для меня «честью», поскольку они считали меня способным на большее, нежели командование всего лишь стрелковым взводом.

Следующие несколько дней я провел в состоянии раздражения. В некоторой степени меня успокоило то, что в порядке своего рода компенсации я был передан в распоряжение полкового адъютанта. По крайней мере, я не должен был просто сидеть на заднице. Деятельность полкового штаба и люди, которые там работали, были интересными. Полковника Эйзенхарта-Роде я видел нечасто и поэтому не смог составить о нем полного представления. После осеннего отступления он был переведен в Белград в штаб фельдмаршала фон Вейхса. Через некоторое время он застрелился, поссорившись с кем-то из-за лошади.

Полковой адъютант, капитан Штоктер, был немецким репатриантом из Мексики и актером по профессии. Соответственно он говорил на безупречном, литературном немецком языке, обладал живой мимикой и всегда был немного навеселе. Однако он быстро ввел меня в курс дела. Я подробно изучил весь фронтовой участок полка и готовил всю документацию. Писал черновики приказов и поздравления с днем рождения. Таким образом, на бумаге мне приходилось обращаться к майорам, как «мой дорогой, такой-то и такой-то…». Даже если я и представлял себе, что из этого могло хоть что-то получиться, то все равно я сердился на свою глупость. Разве «для этого» я оставил свой взвод!

По вечерам я сидел в блиндаже командира саперного взвода лейтенанта Укса. Он был из Вены, с Почтового переулка в 1-м районе. В саперном взводе я нашел еще одного солдата из Вены, который занимался в консерватории по классу фортепьяно. Перед своим призывом он разучивал концерт «до-минор» Бетховена. С лейтенантом Франке, который тоже состоял в резерве фюрера, я часто пел в блиндаже. Помню его любимую песню, популярную «Очень хорошую ночь». Франке был учителем, и ему было около 30 лет. Он обладал необыкновенно приветливым характером и был, наверное, хорошим человеком. Он совсем недавно женился, но был вскоре убит в бою.

Во время посещения участка 2-го батальона командир 7-й роты обер-лейтенант Бекер угостил меня сигаретой неизвестной марки, которую он вынул из очень большой упаковки. На мой удивленный вопрос об их пррисхождении он сказал, что у роты была болгарская «крестная тетя». Это была пожилая богатая дама из Софии, которая жила раньше в Германии и любила Германию со времен своей молодости. Бекер сказал, что она выбрала 7-ю роту 7-го полка, чтобы стать благотворительницей этого подразделения. Она присылала в роту богатые «дары любви» и таким образом соединяла суеверную привязанность к своим счастливым цифрам с дружественными поступками по отношению к немцам.