Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Как же Вальтер гордился, когда летом 1942 г., после стажировки на фронте, он оказался единственным из нашей группы вернувшимся домой с Железным Крестом. Эта награда в значительной степени стала компенсацией за его недостатки и пережитую им несправедливость. Во время своего рекрутства ему пришлось много натерпеться, стискивая зубы и отделываясь шутками. Внешне он был некрасивым парнем, небольшого роста, и всегда держал одно плечо и голову немного опущенными. Лицо у него было круглое, скуластое и сплошь покрыто угрями. Но больше всего вызывали насмешки его большие, торчащие уши. «Вальтер, опусти уши» или «Хеншель, держите крылья своего планера под каской», потешались его товарищи и инструкторы. От наигранной «заносчивости» речь его была быстрой и невнятной. Иногда она сводилась к бормотанию, и это навлекало на него еще больше упреков.

С такими физическими характеристиками он просто обязан был производить негативное впечатление, что плохо для любого солдата. Так было и с Вальтером. Он навлекал на себя шутки товарищей и раздражал инструкторов. Но в то же время он был для нас самым лучшим громоотводом. Придирки, которые он переносидс внешним спокойствием, дошли до высшей точки в одно из воскресений. Так как его форма оказалась не в порядке, то начиная с утренней поверки и дальше он должен был каждые 15 минут являться к дежурному унтер-офицеру поочередно в маршевой экипировке, парадно-выходной и спортивной форме. Мы поддерживали его как могли, помогали ему переодеваться и отвлекали его, чтобы он не расплакался. Потом, после обеда, лейтенант смягчился и освободил его от наказания. Сам он не чувствовал, что к нему придираются, точно так же, как не чувствовали бы себя и остальные из нас, если бы это произошло с нами. Он переносил тяготы службы, потому что они были частью его работы.

Любой, кто хотел стать прусским офицером, знал, что путь к этому не был устлан розами. Он знал, что, прежде чем настанет его очередь отдавать приказы, он должен научиться повиноваться и что его будут муштровать больше, чем других. Вальтер был сыном слесаря из Райхенбаха. Для него офицерская карьера предоставляла возможность подняться в этом мире. Ради вдохновляющей перспективы стать офицером с фельдмаршальским жезлом в своем ранце, он, чей отец служил механиком в одной из тыловых частей, принял бы на себя намного больше, чем такие тривиальные и скоротечные моменты. Для него это было истиной, когда он говорил: «У того, кто дал клятву на Прусском знамени, больше нет ничего, что бы он мог называть своим».

Под новый, 1942 год он немного перебрал в офицерском клубе в Морхингене. Один товарищ, такой же пьяный, как и он сам, испачкал ему лицо сапожным кремом. После подъема, через два часа, ему так и не удалось отмыться полностью. Получасовой марш «под ружьем» через город несколько отрезвил нас. После возвращения в казарму командир резервной части провел новогодний строевой смотр. Но поскольку «старик», скорее всего, сам был «под мухой», то он, к счастью для Вальтера, не заметил его испачканного гуталином лица. Так что, по крайней мере, на этот раз Вальтер не привлек к себе внимания. Но тогда, в сентябре 1943 г., до меня дошло, что он больше никогда не протрет свои сонные глаза и, как он делал когда-то, радостный и счастливый, не выкрикнет со своей койки, подражая диктору радио: «Доброе утро, сегодня вторник, 6 сентября 1943 года…»

Командование 10-й ротой я принял около 20 сентября. Численность личного состава роты уменьшилась до взвода. Я прибыл в нее во время отступления. В тот момент русские не оказывали давления, и отход можно было проводить в дневное время. В бинокль можно было видеть, как их головные дозоры осторожно продвигались вперед. Поскольку местность позволяла, то мы отходили развернутым строем, точно так же, как мы когда-то шли в наступление. Колонна серого цвета, шириной около километра, шагала по похожей на степь местности. Люди держали свои винтовки, опустив стволы, как и лица, вниз. Время от времени офицеры останавливались, оборачивались назад и смотрели в бинокли. Как раскрытый веер, приводимый в движение невидимой рукой, мы оставляли за собой молчащую землю. Прощального чувства удержать было нельзя.

Получив приказ, я должен был еще раз осмотреться, чтобы разведать одну деревню, которая находилась немного в стороне от маршрута. Когда я, вместе с двумя вызвавшимися пойти со мной солдатами, приблизился к деревне на 300 метров, по нам был открыт винтовочный огонь. В мокрую траву полетели пули. Иваны поступили по-доброму, не дав нам подойти к краю деревню. Но благодаря этому наша задача оказалась выполненной очень быстро. Мы удостоверились, что деревня была занята противником, и смогли отойти, перебегая из стороны в сторону. Это было непросто, потому что местность не позволяла укрыться.