Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Чтобы попасть из санатория в город, мы проезжали одну остановку по узкоколейной железной дороге. Она проходила от вокзала Вернигероде до Брокена, самой высокой горы Гарца. Днем или по вечерам мы часто заходили в кафе. Однажды мы даже поднялись на Брокен, размышляя на своем пути о гетевском Фаусте и о ведьмах на горе Блоксберг. 5 декабря, в своем письме из санатория, я сообщал отцу, что побывал в краткосрочном отпуске и съездил домой в Штокерау. Рассказал о великолепной постановке «Травиаты» в Венской государственной опере. Однако добавил, что единственной проблемой был никудышный тенор, «как это почти всегда случается в Вене».

Но мне совсем не нравилось то, что происходило вокруг моей семьи дома. Меня это так возмущало, что «действительно, их хочется просто избить». Именно так в своем рождественском письме брату Руди я отзывался о тыловых нытиках. «Их сиятельства» не достойны тех жертв, которые приносятся на фронте», писал я. «Это приводит меня в бешенство! Тогда я начал насмехаться над ними. Так что я стал ужасно действовать на нервы многих людей, особенно девушек!»

Я сообщил Руди, что провел много времени с двумя его одноклассниками. Один из них, Эгон Паприц, по прозвищу «Кити», позднее пал в бою. Другим был Эрнст Фогль, по прозвищу «Авис». После войны он стал владельцем фабрики и получил известность как сочинитель современной музыки. С этими двумя друзьями я засел одним вечером поиграть в покер. Но ведь я был новичком! Действительно, я играл так плохо, что к концу вечера проиграл все свое месячное жалованье. Основная жалоба в моем письме заключалась в том, что «моя девушка оказалась не для меня». В заключение этого письма я спрашивал, когда мы увидимся снова, «поскольку у меня такое чувство, что война будет продолжаться только один год, самое большее, если на то будет Божья воля».

В Вернигероде я получил письмо от ротного писаря, унтер-офицера Вольфа. В нем он сообщал о том, что произошло в роте после моего отъезда. Вольф писал, что в соответствии с моим письмом были сделаны представления на награждение двух человек, а именно двух санитаров. Перед лицом сильнейшего огня противника в тот памятный день боя на русском кладбище они героически исполняли свой долг. Это был капеллан, унтер-офицер Яшек, которого я представлял к Железному Кресту 1-го класса, и обер-ефрейтор Белеке, которого я предлагал наградить Железным Крестом 2-го класса.

«… после тяжелых потерь 15 октября рота была пополнена снова. В конце ноября нас перебросили по железной дороге к Невелю. Начиная с 8 ноября потери составили 20 убитыми и 50 ранеными. Лейтенант Людвиг, который принял командование ротой, был тоже ранен. Майор Брауэр и батальонный адъютант, лейтенант Букш, пали в бою.

Я желаю господину лейтенанту по-настоящему хорошего выздоровления и надеюсь вас скоро увидеть. Ротные командиры вашего калибра, с напористым и смелым духом, и преисполненные заботой о благополучии солдат в окопах, делают добро нашим людям. Тогда будет легче справиться с трудными задачами, которые стоят перед нами».

Часть третья ПЕРЕЛОМ

Январь — июль 1944 г.: офицерские курсы, операция «Багратион»— русское летнее наступление

Уже в Вернигероде стало известно, что после рождественского отпуска меня направят на курсы для выздоравливающих офицеров. Такие курсы существовали во всех военных округах. Мне надо было выехать в город Фрайвальдау-Графенсберг в тогдашней Судетской области. Этот небольшой городок в гористой местности Альтфатер тоже был курортом, и нас разместили в одном из санаториев. Занятия проводились по утрам и продолжались всего три-четыре часа в виде лекций или военных игр на ящиках с песком. На этих курсах я встретил своего старого товарища, капитана Хайна. С весны прошлого года он командовал 2-й ротой нашего полка в звании обер-лейтенанта. От Хайна я узнал, что из 40 офицеров, находившихся в полку в начале русского наступления 6 августа 1943 г., в части осталось только трое. Все остальные были убиты или ранены. Все командиры батальонов, как и многие другие хорошие товарищи, пали в боях. 11 января, в состоянии сильного потрясения, я писал отцу: «В марте нас снова отправят в Россию. Временами я просто содрогаюсь, но я полагаюсь на Бога».