Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

В пяти километрах вверх по течению Двины мы заняли позицию справа от фузилерного батальона. Нашим соседом справа была корпусная группа «D», вернее, ее остатки. В первую ночь русского наступления корпусная группа оставила деревню Лабейки, которая теперь тоже была справа от нас. При наличии достаточного количества сил эта позиция могла бы быть просто идеальной. Превосходно сооруженная траншея проходила вдоль западного берега Двины по крутому склону, высота которого местами доходила до 10 метров. Фронтальная атака через реку шириной 16 метров практически полностью исключалась.

На выделенном нам участке обороны я даже нашел время полюбоваться пейзажем. Он напоминал английский парк, с лугами и отдельно стоящими группами деревьев и кустарников. Под летним солнцем через реку открывался прекрасный вид. Никаких выстрелов пока не было. Я нашел мотоцикл гражданского образца, который, по-видимому, был брошен работавшими там людьми из строительной «организации Тодта». По дорожке через луг я поехал через участок обороны, чтобы установить связь с нашими соседями. Вместо ключа зажигания я использовал деревянную щепку, и, как ни странно, маленький Durrkopp 125 заработал. Однако эта дорога просматривалась противником. Все шло хорошо, пока я не попал под прицел русской противотанковой пушки. Первый снаряд лег от меня далеко, но второй чуть не свалил меня, когда я попытался объехать воронку от первого взрыва. Я почувствовал, как меня обдало порывом воздуха от пролетевшего рядом третьего снаряда, и решил дальше не ехать.

Вечером Мюллер вернулся из располагавшегося позади нас командного пункта полка. Пока капитан Мюллер отсутствовал, то после пяти ночей и четырех дней без сна я поспал всего три часа. Бои и частая смена позиций, плюс суматошные действия Мюллера, а еще и принятая поначалу таблетка Первитина не давали мне отдохнуть на протяжении более 100 часов. Я постоянно бодрствовал. Поэтому, расположившись на мягком зеленом мху, я спал теперь как убитый. После этого мне потребовалось еще полчаса, чтобы проснуться полностью.

Мюллер принес приказ отбить у противника деревню Лабейки. Мне он показался не в своем уме, говорил бессвязно и не стоял на ногах как следует. Наверное, он выпил слишком много в полку или, что более вероятно, небольшой дозы оказалось для него достаточно, поскольку он был измотан точно так же, как и я. Но, возможно, у него было предчувствие, что его смерть была уже рядом. «Нам конец, Шейдербауер», это было первое, что он сказал. Затем он изложил детали. В атаке должен был принять участие весь штаб батальона. Лабейки надо было атаковать с севера и юга, вдоль Двины, и обязательно взять. Мы должны были сделать это без артиллерии, без штурмовых орудий, вообще без тяжелого вооружения и даже без достаточной информации о противнике, только «на ура» и при «моральной поддержке» ночной темноты.

После захода солнца мы двинулись вперед. От ночи не было никакого толку. Как только русские заметили, что начинается атака, они выпустили осветительные ракеты и развернули противотанковые пушки и минометы, которые были уже переброшены через Двину. В небольшом сосновом лесу, недалеко от вражеских позиций, продвижение застопорилось. Казалось, что преодолеть эту стену огня было невозможно. Противотанковые снаряды взрывались, ударяясь о деревья. Между ними свистели, падали и взрывались осколочные и фугасные снаряды. Голоса людей тонули в этом грохоте. Темноту леса пронизывали трассирующие пули. Когда магниевое свечение ракет исчезло, темнота ночного леса охватила нас еще сильнее.

Мне показалось, что Мюллер тронулся окончательно. Размахивая пистолетом, он кричал «ура», но атака не продвинулась ни на один шаг. Наконец, он послал меня на левый фланг, где я стал искать лейтенанта Кистнера, командира 7-й роты. Прячась за соснами, я постепенно продвигался вперед и вышел к траншеям на берегу Двины. Вместо лейтенанта Кистнера я обнаружил пару беспомощных солдат, ожидавших приказа. Русские продолжали стрелять из всего, что у них было. Неожиданно все стихло, и со стороны противника послышались крики «ура», которые становились все громче и громче. В какой-то момент мы подумали, что это была атака соседней части к востоку от нас. До этого о них не было никаких известий.