Жизнь и смерть в аушвицком аду

Следующая и последняя селекция «зондеркоммандо» состоялась 26 ноября 1944 года: 170 человек увезли из зоны, из них 100 человек расстреляли в «Сауне», а оставшиеся 70 были задействованы на каменоломне. Их даже переименовали (в Abbruchkommando) и вернули в BIId, но не в старый барак «зондеркоммандо» (блок 13), а в обыкновенный (блок 16).

Оставшиеся в зоне 30 человек продолжали жить в крематории V[195]. Они занимались довершением его разрушения и демонтажем оборудования. Окончательно крематорий V был взорван только 26 января 1945 года, то есть буквально за день до освобождения лагеря.

В число этих 30 попали, например, Айзеншмидт и Мюллер, с ними же были еще и еврейские врачи[196]. Теперь зондеркоммандовцы спускали свои бриллианты и доллары, обменивая их у постовых эсэсовцев на хлеб, колбасу и сигареты. Дантист Фишер додумался до способа приумножения обменной базы: из латуни, которую можно было извлечь из развалин, он начал отливать фальшивые золотые зубы.

Таким образом, ко дню эвакуации лагеря 18 января 1945 года в живых оставалось около 100 членов «зондеркоммандо».

В этот день, 18 января, — повсюду дым и огонь от сжигаемых картотек и документации. «Зондеркоммандо» на крематории V глаз не спускали со своих начальников — шарфюрера Горгеса, Куршуса и еще одного. Но никто не вел их расстреливать, а вечером пришел блокфюрер и скомандовал: «Всем в лагерь». Там они встретились с остальными 70.

В ту же ночь, снежную и холодную, начался марш смерти. Члены «зондеркоммандо» не стали дожидаться утра и, словно тени, выбравшись из своего неохраняемого барака, смешались в утренних сумерках с толпой. Несколько дней пешего хода до железнодорожной станции Лослау, а оттуда еще несколько дней до Маутхаузена в открытых вагонах. Как минимум семерым удалось убежать еще по дороге — М. Буки, Э. Айзеншмидту, М. Цизиеру, Х. Тауберу, Ш. Драгону, С. Янковскому и Х. Мандельбауму.

Логично было предположить, что по прибытии в Маутхаузен их станут искать для того, чтобы ликвидировать. Но поначалу никто не интересовался носителями едва ли не самой страшной из тайн. Однако на третий день маутхаузенский начальник рявкнул на аппеле «Все члены „зондеркоммандо“ — шаг вперед!»: ни один не сдвинулся с места. Позднее Мюллер столкнется лицом к лицу с Горгесом, но тот не только не выдал его, но и даже принес ему хлеба[197].

Впрочем, в Маутхаузене все же состоялась последняя в истории «зондеркоммандо» селекция — на сей раз были ликвидированы не евреи, а все шестеро польских члена «зондеркоммандо»: капо Мечислав Морава[198], Вацлав Липка, Йозеф Пложак, Станислав Слемяк, Владислав Бикуп и Ян Агрестовский.

Кого брали в «зондеркоммандо»?

От чего зависело, попадет человек в «зондеркоммандо» или нет?

От сочетания многих причин.

Прежде всего — селекция на рампе[199]. Ее, как правило, вел лагерфюрер Шварцхубер, и он же отбирал в члены «зондеркоммандо». Решающими критериями были здоровье и физическое состояние: кандидаты в «зондеркоммандо» вскоре должны были пройти еще через одну селекцию — медицинскую комиссию, освидетельствовавшую их на предмет пригодности для этой каторжной работы. При этом учитывался и интуитивный физиогномический прогноз потенциальной коллаборационистской лояльности.

Если ты силен и здоров и ведешь себя скромно, смотришь покорно, а не вызывающе, — остаешься жить. Тебя не увозят на грузовике в газовню, а строят и конвоируют в барак, ведут в баню, где запускают под настоящий, а не ложный душ, и держат 3–4 недели в карантине (BIIb3)[200], обривают, фотографируют, регистрируют и накалывают тебе на левой руке, в направлении от запястья к локтю, твой лагерный номер[201].

Получившим такие номера гарантировались жизнь и работа.

Но какая? В каких случаях люди требовались именно в «зондеркоммандо»?

Только в одном — если рук у «зондеркоммандо» в этот момент не хватало. Нехватка же возникала в двух ситуациях: или когда членов «зондеркоммандо» становилось меньше (иными словами, когда их всех или их часть отправили в печь или назначили для этого определенный день), или когда работы — «спецобслуживания» не прошедших селекцию евреев — становилось все больше и больше, пока было уже невпроворот: так оно случилось и весной 1944 года, когда эшелон за эшелоном (а нередко и по несколько эшелонов в день) начали прибывать венгерские и греческие евреи.

Примером первого варианта служит судьба самого Залмана Градовского или братьев Драгонов — Шломо и Абрама, двух евреев из Жиромина, попавших в Аушвиц 9 декабря 1942 года с транспортом из Млавы[202]. Тогда крематориев в Биркенау еще не было. В ходу были только ямы у двух бункеров, — это оттуда пахло горелым мясом, это их низкое пламя — особенно зловещее в ночи — было видно издалека…