Жизнь и смерть в аушвицком аду

Последнее событие было организовано совместно с Фондом Д. Б. Зимина «Династия», чьей премии «Просветитель» за 2014 год (шорт-лист) удостоилась и сама книга «Свитки из пепла»[9]. Газета «НГ-Exlibris» включила «Свитки из пепла» в список 50 лучших книг 2013 года[10]. Публичные лекции Поляна и Никитяева о заново прочитанном тексте Марселя Наджари состоялась также в Сахаровском центре в Москве (26 января 2018 года) и Центре иудаики Торонтского университета (5 марта 2018 года) и в рамках конференции, посвященной зондеркоммандо и состоявшейся 12–13 апреля 2018 года в Берлине[11].

В оформлении книги использованы материалы ГАРФ, ВММ, Мемориального музея Холокоста США (Вашингтон), АРМАВ, APMM, ŻIH, а также семейных архивов М. Карпа, А. Лопатёнка и Х. Волнермана.

Жизнь и смерть в аду

Резиденция смерти: демографический баланс Аушвица

И удивительная вещь: скоты использовали все — кожу, бумагу, ткани, все служившее человеку, все нужно и полезно было скотам, лишь высшая драгоценность мира — жизнь человека — растаптывалась ими.

Василий Гроссман. «Треблинский ад»

Там, в Засолье, немцы построят печи и сожгут всех детей Авраамовых.

Еврейский мальчик Алекс-Стерх из Ушпицына

Возможности уничтожения даже в Аушвице были не безграничны.

Р. Хёсс

Ареал и метрополия холокоста

Ареал Холокоста в точности следует контурам Второй мировой войны на европейском театре боевых действий. Военные и карательные органы Германии и ее сателлитов, как и их многочисленные добровольные помощники из оккупированных областей, с энтузиазмом хватали и убивали евреев на просторах от Лапландии до Крита и от Амстердама до Нальчика. Если бы танки Роммеля не увязли в песках Аламейну, а прорвались на восток и вошли в Иерусалим, то за айнзацгруппой дело бы не стало: она была сформирована в Греции и только и ждала отправки…[12]

Негласной столицей этой империи человеконенавистничества являлся концлагерь в Аушвице, ныне Освенциме (по-еврейски Ойшвиц, или Ушпицын). Anus Mundi, или «Задница Земли», — как честно назвал это место один из не самых сентиментальных эсэсовцев[13]. Позднее Аушвиц-Биркенау назовут новыми для человеческого уха именами: «лагерем уничтожения», «фабрикой смерти», «мельницей смерти» и т. п., а иные даже расколют историю надвое — на время «до» и «после» Аушвица, причем «после» — уже не гоже писать стихи.

И сегодня, посещая Биркенау-Бжезинку и глядя на сохранившиеся ступеньки газовен, руины крематориев и деревья, видевшие все и вся, инстинктивно задерживаешь дыхание — и словно перестаешь дышать. И только пропуская над собой своды брамы — и выходя, наконец, из этой резиденции смерти, прочь от наликовавшихся всласть и налакавшихся еврейской крови убийц и палачей, — невольно останавливаешься для того, чтобы дать легким встретить возвращающийся воздух, восстановить дыхание и придти в себя. До чего же уютным и милым был старинный оперный Inferno времен Орфея и Данта!..

О сатанинской сакральности этого места существует одна легенда, которую можно было бы назвать и прекрасной, когда бы не те жуть и оторопь, что стоят за ее содержанием. Это история об Алексе-Аисте из Ушпицына — настоящая хасидская притча.

Я наткнулся на нее, читая книгу Генриха Шенкера, сына Леона Шенкера, последнего председателя Ушпицынской еврейской общины перед войной и первого председателя Освенцимской после войны — единственного еврея, кто пытался если не найти, то хотя бы выкупить у мародеров-поляков еврейские рукописи, выкопанные алчными подонками из земли вокруг крематориев.