Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

Стремясь восполнить этот пробел, мы попытаемся исследовать демографическую историю средневековой Франции в нескольких планах. Наша ближайшая цель показать борение жизни и смерти — двух подлинно ключевых феноменов в истории человечества в целом и каждого человека в отдельности. Сам по себе интерес к этой теме традиционен для демографических исследований. Отличие нашего подхода в том, что мы хотели бы рассмотреть противоборство жизни и смерти, как и все иные явления, воплощавшие демографическое развитие (брак и семья; детство и старость; дихотомия полов; здоровье и болезнь и т. п.), не только или даже не столько «извне» — как объекты стороннего наблюдения, но и «изнутри» — исходя из внутренней мотивации действий средневековых людей. Этот анализ составит как бы второй, еще более важный для нас план исследования. Он предполагает специальное внимание к восприятию современниками каждого демографического феномена. Очевидно, что это восприятие не обязательно было одинаковым у крестьян, сеньоров или горожан. Оно могло варьировать, кроме того, в зависимости от имущественного положения отдельных групп внутри этих сословий, от принадлежности человека к разным возрастным классам или половым группам и т. п. Во всех таких случаях демографическое и, шире, социальное поведение членов этих групп, непосредственно обусловливавшееся различиями в их восприятии действительности, опосредованно выражало объективные различия их существования. Изучение этого поведения и его различных вариантов открывает, следовательно, путь к пониманию глубинного взаимодействия объективных социальных структур и их субъективного ви́дения людьми изучаемой эпохи. Историко-демографическое развитие перестает при таком подходе выступать как фатально предопределенное движение безликих масс, оно предстает перед нами как результат столкновения осознанных или неосознанных интересов и действий живых людей.

Именно в ходе такой борьбы интересов складываются характерные для каждого этапа Средневековья тенденции объективного демографического развития. Их изучение составляет еще один — третий (по счету, но не по важности) — план нашего исследования. Реализуя его, мы попытаемся наметить взаимозависимость процессов в демографической сфере с теми, которые протекали в экономике, политике, культуре. Это позволит затронуть ряд специальных историко-демографических проблем. В их числе соотношение на разных этапах Средневековья наличных человеческих ресурсов и потребностей общества в них. В принципе, такое соотношение могло быть как «соразмерным», так и «несоразмерным» (т. е. таким, когда человеческих ресурсов либо не хватало, либо, наоборот, они были в избытке). Какой была эта ситуация в средневековой Франции? Насколько велики были тогда возможности демографической саморегуляции? Как она осуществлялась? Чем она отличалась от той, что известна для начала Нового времени и современности?

Эти и подобные им вопросы важны не только с конкретно-исторической точки зрения. Как известно, современные демографы и социологи безуспешно ищут способы приостановить несбалансированный рост населения в странах «третьего мира», так же как и средства преодолеть отрицательную демографическую динамику в развитых странах. Не поможет ли в этих поисках уяснение механизма демографической саморегуляции в эпоху Средневековья? В том же смысле может оказаться поучительным материал по истории брака и семьи — институтов, сложившихся в наиболее знакомой нам по повседневному опыту форме как раз в Средние века и именно сегодня оказавшихся на грани кризиса.

Подчеркивая научную актуальность широкого демографического исследования средневекового общества, следует отдать себе отчет в том, насколько таковое осуществимо. Как уже отмечалось, для периода, предшествующего XVI в., во Франции практически не сохранилось метрических записей. Весьма редки и фрагментарны для того времени и налоговые списки, и поземельные расследования. Демографические параметры в Средние века трудно определить поэтому не только в масштабах страны, но и для отдельных областей. Нет в средневековых источниках и эксплицитного выражения массовых умонастроений; не найти прямого выражения представлений о браке, семье, жизни, смерти, детстве, старости и т. п. Мотивация демографического поведения или тем более ее изменение не раскрываются. Вопросы регуляции численности населения не затрагиваются.

Мыслимо ли в этих условиях воспроизвести демографическую историю французского Средневековья в ракурсе, который намечен выше?.. Приходится признать: отсутствие в большинстве современных медиевистических исследований целостной характеристики демографических явлений не случайно; оно во многом объясняется крайней лаконичностью источников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука