Жизнь и смерть величайшего биржевого спекулянта

Разразился скандал. Ливермор оставался в Палм-Бич и некоторое время уклонялся от явки в суд, но в конечном итоге предстал перед комиссией Конгресса. Он дал показания и его больше не побеспокоили. Для Догени и Синклера все было не так просто, им обоим было предъявлено обвинение во взяточничестве. Синклера в конечном итоге приговорили к девяти месяцам тюрьмы, в то время как с Догени были сняты все обвинения. Фоллу был вынесен приговор во взяточничестве. Он стал первым членом Кабинета, отправившимся в тюрьму.

Последним комментарием, который Ливермор дал прессе по этому делу был следующий:

В будущем в Вашингтон следует посылать людей более высокого калибра. Эта страна - страна бизнеса, и во главе различных ветвей власти этой страны должны стоять наиболее успешные бизнесмены.

Впоследствии Ливермора обвинили в том, что он пытается манипулировать прессой, чтобы воздействовать на крутое снижение рынка вниз во время скандала. Его ответ был опубликован 8 марта 1924 года в очередном выпуске "Нью-Йорк Таймс":

Господин Ливермор предлагает вознаграждение в 25 000 долларов, тому, кто предоставит доказательства того, что он отправил или составил любое из приписываемых ему различными слухами сообщений, пытающихся оказать воздействие на рынок.

Появились новые слухи, и Ливермор направил в прессу телеграмму из гостиницы "Брейкерз" в Палм-Бич:

Я настоятельно отрицаю слухи, усердно распространяемые по стране, о том, что я должен был сегодня днем сделать какое-то заявление. Я никому не посылал никаких сообщений или телеграмм и не делал никому заявлений в частном порядке; следовательно, появившиеся вчера слухи являются плодом воображения какого-то бесчестного лица или лиц. Три недели назад, 14 февраля, ко мне обратились два брокера и один известный коммерсант, они спрашивали меня о моем личном мнении о ближайшем будущем фондового рынка. Я направил им краткую и точную информацию о своем видении ситуации и одновременно обозначил, что это конфиденциальная информация, предназначенная лично для этих лиц.

Кто-то без моего разрешения опубликовал это сообщение, и оно было передано по частному телеграфу, а затем - в газеты. Поскольку была нарушена тайна личной и частной переписки, я больше не буду давать никаких комментариев кому бы то ни было.

Ливермор становился экспертом в вопросах общения с прессой и ее использования к собственной выгоде. Его тайная и скрытная деятельность на Уолл-Стрит лишь способствовала росту его привлекательности, загадочности и очарования, подбрасывая дров в огонь человеческого любопытства и способствуя продажам все большего количества газет.

Последней эмиссией, которой он управлял, стал изначальный публичный выпуск "Де Форест Рэйдио Компани". 8 ноября 1921 года эмиссия в 75 000 акций была предложена по цене 21 доллар за акцию. Сумма подписки на эмиссию была сильно превышена, а позже акции появились на черном рынке Нью-Йорка.

В 1924 году на Уолл-Стрит царило возбуждение в связи с появлением коммерческого радио, а акции "Де Форест" появились как раз вовремя, чтобы совпасть с перегретым спросом на высокотехнологичные радио-бумаги.

Позднее компания обанкротилась.

Тем временем Ливермор наслаждался жизнью в своем любимом Палм-Бич. Его яхта была пришвартована там, и он был готов к большой рыбалке.

В январе 1925 года он вместе с шестью гостями на своей яхте отправился во Флорида-Киз. В Киз Ливермор поймал на крючок большую акулу. Он боролся с рыбой, будучи привязанным к специальному стулу в течение 55 минут. Внезапно леска словно сошла с ума, он ослабил хватку и потерял сознание прямо на этом стуле. Капитан с командой внесли его в каюту.

Он был вынужден оставаться в своей каюте в течение трех дней, выздоравливать. Но это не испортило рыбалки. Общий улов, как сообщалось, составил 256 рыб, в числе которых был гигантский скат, которого они поймали при помощи гарпуна в Гольфстриме. Скат тянул лодку за собой пять миль, прежде чем его вытаищли. Он весил 590 фунтов и в ширину составлял 22 фута. От головы до хвоста он был длиной в 30 футов.

Но жизнь состояла не только из веселья. В воздухе всегда висела угроза для тех, кто был известен своим несметным богатством. 15 марта 1925 года госпожа Луиза Голдштайн, жена помощника окружного прокурора Кингз, сидела в крытой галерее гостиницы "Брейкерз" и дремала. Шел сильный дождь. Ее разбудили голоса двух мужчин, оживленно спорящих на повышенных тонах.

"Да что для него миллион долларов?" - спрашивал один из мужчин. - "Он за одну спекуляцию на фондовом рынке столько получает".

"Мы могли бы, например, поймать старшего мальчишку, Джесси - младшего. Он резвый парень и все время бегает по округе без присмотра. Его очень легко будет схватить".