«…Хабаров завоевательною ногою ступил на берега Амура …, имя Хабарова почти изгладилось из памяти потомков. Не потому ли, что робкая политика уступила потом все плоды его подвигов хитрому и сильному соседу? Но разве, тем не менее, не должно быть признательно потомство смелому предку своему, если бы потом недоразумения и неудачи его последователей и разрушили все, что было им начато…?».
«… в 1650 году воротился Хабаров с вестями в Якутск, что до Амура он доходил, тамошнею землею завладел; князь Лавкай, испуганный, от него бежал, и богатый ясак соболиный свидетельствовал об успехе начатаго дела …. Он завладел там главным Лавкаевым городом Албазином, укрепил его, и благословясь поплыл в 1651 г. по Амуру покорять берега сей реки до самаго устья…».
«… С горстью людей в два года он навел ужас на жителей Амурских. Князья и Ханы приходили и кланялись ему, … с двумя сотнями Хабаров властвовал Амуром, … где имя его заставляло трепетать, и где он казался грозным и сильным воеводою…».
«…Хабаров удостоился видеть светлыя очи ласковаго Царя; милостиво приняли его Царь и вельможи, но, кажется, не поверили его отважным предложениям… через тридцать лет посол русский торжественно уступил китайцамъ все завоевания Хабарова Нерчинским трактатом 1689 года…».
«…Если Хабаров дожил до старости, … то он мог видеть разрушение всего, так счастливо им начатаго. Он был пожалован от царя в звание сына боярскаго, и определен государевым прикащиком на Лену от Усть – Кутска до Якутска».
Как видим, при гротескном героическом изображении «искателя приключений, … завоевательной ногой ступившего на берега Амура», пафосном возвеличивании «начинаний … устюжского Кортеца» и критической оценке действий «его последователей» и «робкой» правительственной политики, автор осознанно или по незнанию сплошь и рядом искажает исторические факты. Это касается и «воеводы Пояркова», и «сотника Дежнева», и укрепления Хабаровым Албазина, и взятия им «богатого ясака соболиного», не говоря уже о «милостивом» приеме его царем и вельможами и определении «государевым прикащиком на Лену от Усть – Кутска до Якутска».
Сохранившиеся документы свидетельствуют, что Хабаров был арестован прибывшим на Амур государевым посланником и доставлен в Москву для проведения следствия по его «деятельности» на Амуре. По завершению следствия решением Боярской думы ему было запрещено возвращение на Амур с взысканием с него долга казне в сумме более пяти тысяч рублей. К слову сказать, госудая в это время в Москве не было, – он был в походе.
Все эти «ляпсусы» превращают статью Щукина, претендующую на историческое обозрение, в непрофессиональный и безответственный опус краеведа – любителя.
Надо сказать, что уже в то время мнения о деятельности Хабарова на Амуре в публикациях различных авторов были неоднозначны. В конце 30-х годов Х 1Х столетия вышел в свет капитальный труд сибирского историка П. А. Словцова «Историческое обозрение Сибири». По мнению современников после трудов Миллера и Фишера «Историческое обозрение» Словцова, основанное на архивных данных, являлось наиболее крупным и полным сочинением о Сибири. В этом труде автор резко отрицательно характеризует Хабарова и результаты его экспедиции на Амур.
«Этот необыкновенный посадский, – писал П. А. Словцов, необдуманными обещаниями увлекший легкомысленного воеводу, по сие время не усчитан в уронах, в бедствиях, какие он нанес краю, всей Сибири и даже государству. Только что начал восточный край гнездиться в заселении и домоводстве, пришелец уводит с Лены на Амур в два приема до 250 человек и, отняв столько рук, подрывает промышленность вместе с деревенским обзаводством. Отряды казаков, на вспоможение туда посланных, уменьшают силу сибирских острогов, в непрерывной борьбе и не всегда успешно ограждающих свои окрестности; а во что оценить побеги жителей и казаков, разграбивших свои и чужие селения, казенный провиант, порох, свинец? Во что оценить ниспровержение собственности, благочиния и даже святыни образов, серебром обложенных, где не было ничего неприкосновенного, ничего святого?
Если предположить, по меньшей мере, что 1500 чел. в течение десяти лет ушли на Амур и там изгибли, каких сил и какого поколения лишился край пустынный? Заменит ли ясак Хабарова одну пагубу, какую служба потерпела от голодовки, от бесчинств неподчиненности, от пренебрежения к властям и от подобных самовольств, не так скоро исправляемых в отдаленности? Во что поставить озлобление и отчуждение миролюбивых племен, по Амуру особняком живших и против воли вынужденных прибегнуть к покровительству маньчжуров? Не сами ли мы сделали соседей врагами себе в таком числе, в каком умножили подданных Китая?