Читаем Жизнь и судьба: Воспоминания полностью

Дело в том, что Пелагий полностью отрицал наличие первородного греха. По его твердому убеждению, первый человек в Раю уже свободен, ибо он сделал свой выбор, доказал свою волю независимо от Господа Бога. Следовательно, если человек грешит, то его грех, частный, «личный» и вполне может быть ликвидирован дальнейшим нравственным совершенствованием. Можно достигнуть даже святости, сделаться «безгрешным», опираясь только на свою «свободу воли». И Благодать это только «подражание Христу в нравственной жизни, в добрых делах» (с. 214).

Если нет первородного греха, то зачем нужна вера в Сына Божия, который сошел с небес ради нашего спасения и искупил Своей крестной смертью и воскресеньем грехи всего человечества? Вполне можно удовлетвориться Иисусом человеком, возвышенно нравственным, и подражать ему именно в смысле моральном. Если Христос только человек, то при чем тут Божественная Благодать, творящая чудеса? Достаточно соблюдать правила порядочного поведения, установленные высоконравственными людьми.

Так и великий Жан Жак, который всю жизнь грешил и каялся, уповает на «естественного человека», «безгрешного», «невинного», как первый человек в Раю, как сама природа. Он буквально повторяет Пелагия, «защитника природы» (defensor naturae),утверждая за Пелагием, что «естественный человек добр», ему свойственна «первородная невинность» (с. 214). Отсюда и «нравственный императив» Канта, столь повсеместно восхваляемый в опустошенном мире, без Христа. Отсюда и нравственный пафос евангелия от Льва Толстого, которым он сам себя отлучил от церкви Христовой (это очень хорошо разъяснил Синод Софье Андреевне Толстой). Отсюда берут начало не только толстовцы, но и сектанты разных толков, которым покровительствовал и помогал Лев Николаевич. Если сделать вывод из пелагианской ереси, то получается, что «жил Христос для всех, а умер и воскрес (если только воскрес) ни для кого, ни для чего». Всем, следующим за Пелагием, «нужен не распятый на кресте Сын Божий, а человек Иисус, до креста и без креста» (с. 215). Справедливо продолжает Мережковский: «Лучшее во мне то, что я себе не нравлюсь, говорит с Августином и Паскалем всякий, знающий, что такое зло — „первородный грех“, а не знающие говорят, с Руссо и Пелагием, „лучшее во мне то, что я себе нравлюсь“. И это понятно и приятно всем. Мед — у Руссо — Пелагия; у Паскаля — Августина — полынь. Друг „цивилизации“, „прогресса“, „свободы“, „природы“ и проч. и проч. — Пелагий, а „гаситель духа“, „первый догматик св. Инквизиции“, сам уже „Великий Инквизитор“ или просто „выживший из ума старик“ — Августин» (с. 215). Спор Августина с Пелагием продолжился в споре Паскаля с «вольнодумцами» XVII века, предтечами Руссо и Вольтера. И если человек получил от Бога «дар свободной воли», то в этом одном «душа» Великой французской революции и «Декларации прав человека». Ересь Пелагия особенно оказалась опасна для будущего христианства «как тихий подкоп изнутри, тихое внутреннее уничтожение, выветривание истины ложью» (с. 216).

Я и так не питала теплых чувств к Жан Жаку и Толстому с его «учением» («Войну и мир» люблю и перечитываю, не обращая внимания на так называемые историософские рассуждения в конце романа), а после книги Мережковского поняла всю пагубу, идущую от Пелагия и его наследников, любимца сентиментальных аристократок, эрменонвилского «отшельника» Руссо, яснополянского старца и кенигсбергского философа.

Антихристианство и революция рука об руку — страшнее нет ничего. Мы, в том числе и я, все это пережили «на своей шкуре», как говорил А. Ф. Лосев.

А что же все-таки этот книжный автограф, на который я в давние времена не обратила внимания? Надпись примечательная: «Милому Илюше от любящего Дм. Мережковского». Теперь уже, как человеку искушенному, и автограф мне стал понятен. Книга (из серии «Лица святых. От Иисуса к нам») подарена автором Илье Исидоровичу Фондаминскому, писавшему под псевдонимом «Бунаков» (1880–1942), члену ЦК эсеров (чета Мережковский — Гиппиус с эсерами дружила). И. Фондаминский давний эмигрант (с 1906 года в Париже, после возвращения на родину в 1917 году снова эмигрировал в 1919-м, жил во Франции), один из основателей и соредактор (вместе с В. В. Рудневым) журнала «Современные записки» (1920–1940). В 1930 году один из организаторов «Лиги православной культуры». В 1941 году его арестовали нацисты и отправили в концлагерь, где он принял православие. Погиб в 1942 году в Освенциме.

Вспоминаю с благодарностью Николая Павловича — подарок сделал поучительный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии