Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта

Эти строфы третьей главы перешли в посмертное издание сочинений Пушкина из «Современника» (1838, т. 12), где также носили заглавие «Новые строфы из «Евгения Онегина». В том же журнале (1838, т. 11) помещен был и неизданный отрывок «Онегина»: «Сокровища родного слова…», но он сопровождался примечанием издат[еля], которое уже, несомненно, свидетельствует о существовании полной рукописи «Евг. Онегина», к сожалению, не бывшей под глазами составителя этих материалов. Вот примечание: «Веселые и грациозные шутки, составляющие отличительность этой поэмы покойного Пушкина, не всегда, как увидят читатели в новых строфах, приходили прямо под перо поэта. Он писал и в расположении строже сатирическом, но так умел владеть своим предметом, что обрабатывал его долго, прежде нежели оканчивал труд совершенно. Приводимые здесь строфы вписаны в его оригинал особо против XXVII и XXVIII строф главы 3».

215

В подлиннике «объятая невольным» зачеркнуто и заменено фразой, недоступной разбору.

216

Не можем пропустить забавной фразы, встреченной в эпизоде о странствиях Онегина после стиха «Я жил тогда в Одессе пыльной…». Вот она:

. . . .Я жил поэтом

Без дров зимой, без дрожек летом.

217

«Юность поет про любовь». Этот стих Проперция имел у Пушкина еще другой, так сказать, подставной стих. Сверху отрывка карандашом написано: «И первой нежностью томима».

218

Выписываем здесь еще две черновые строфы этого отрывка. Может быть, ими он даже хотел начать снова роман свой, но потом одумался и покинул намерение…

I

В мои осенние досуги,

В те дни, как любо мне писать,

Вы мне советуете, други,

Рассказ забытый продолжать.

Вы говорите справедливо,

Что странно, даже неучтиво

Роман, не конча, прерывать…

. . . .

Что должен своего героя,

Как бы то ни было женить,

По крайней мере – уморить,

И лица прочие пристроя,

Отдав им дружеский поклон,

Из лабиринта выслать вон.

II

Вы говорите: «Слава богу!

Покамест твой Онегин жив,

Роман не кончен. Понемногу

Пиши ж его – не будь ленив.

Со славы, вняв ее призванью,

Сбирай оброк хвалой и бранью,

Рисуй и франтов городских,

И милых барышень своих,

Войну и бал. . . .

Чердак, и келью, и хоромы —

И с нашей публики за то

Бери умеренную плату:

За книжку по пяти рублей —

Налог не тягостный, ей-ей!»

219

В бумагах Пушкина сохранилось еще несколько отрывков из посланий к друзьям, нигде не напечатанных: лица, имеющие их в руках своих в полном и оконченном виде, вероятно, сообщат публике эти весьма любопытные произведения нашего поэта. Мы не имеем возможности приводить здесь отрывки, которые, статься может, совсем не похожи на настоящие стихотворения. Вот пример такого послания к одному из товарищей поэта:

К М*

Завидую тебе, питомец моря смелый,

Под сенью парусов и в бурях поседелый!

Спокойной пристани давно ли ты достиг?

Давно ли тишины вкусил отрадный миг?

И снова ты бежишь Европы обветшалой…

В «Москвитянине» 1841 года (№ 10) г-н И. Добр-н, в письме к издателю его о сочинениях Пушкина, приводит неизданное стихотворение Пушкина «Циклоп»:

Язык и ум теряя разом,

Гляжу на вас единым глазом:

Единый глаз в главе моей.

Когда б судьбы того хотели,

Когда б имел я сто очей,

То все бы сто на вас глядели.

Г-н. Добр-н сопровождает это стихотворение замечанием, которое остается для нас необъяснимым. «Оно (стихотворение. – (П. А.)) напечатано, – говорит он, – вместе с другими французскими и немецкими стихами, сделанными на тот же случай в немногих экземплярах. Я имел удовольствие видеть один из них и читал между ними русские стихи И. А. Крылова, которых, к сожалению, не могу припомнить». Таких отдельных произведений, таящихся в руках знакомых и приятелей поэта, вероятно, еще много.

220