Ю. Олеша, говоря о мастерстве Носова-сказочника, заметил, что за всеми весёлыми приключениями его крошечных героев «ненавязчиво присутствует мысль о несовместимости бахвальства, зазнайства с подлинными человеческими отношениями между людьми,— даже если это самые маленькие дети. Книга учит уважать знание, труд, товарищество, скромность. Книга художественна, и потому урок, который стремится преподать автор, безусловно, дойдёт до детворы»[4].
Впрочем, во второй части сказочной трилогии страстное утверждение нравственно-эстетического идеала художника — идеала активной, осмысленной деятельности — несколько отступает на задний план, вытесняемое упорным стремлением писателя сообщить ребятам побольше, так сказать, фактического материала. Элементы фантастики, присутствующие, например, в его описаниях чудесных машин и механизмов, изобретённых крошечными мастерами, играют чисто развлекательную роль. Дети, пожалуй, заскучали бы, если бы автор взялся разъяснять им, как устроен водопровод или автомобиль. Но если водопровод сделан из тростника, а автомобиль работает на газированной воде — это уж совсем другое дело. Таким образом, художественные «уроки» писателя здесь приближаются к школьным, хотя и не теряют своей занимательности.
Ещё в большей степени это относится к последней книге трилогии — «Незнайка на Луне». В ней автор делает смелую попытку дать маленьким читателям представление о таких понятиях, как эксплуататорское общество и классовая борьба, биржевые операции и продажная пресса. Искусно построенный приключенческий сюжет, где есть и непредвиденные случайности, и погони, и тайные злодейские происки, а главное — успевший полюбиться ребятам Незнайка,— всё это обеспечило успех книге. Донести до сознания детей столь сложную информацию — задача поистине головоломная, и чтобы справиться с ней, нужно было обладать талантом и опытом Николая Носова. Это несомненно. И всё же нельзя не отметить, что в художественном отношении «Незнайка на Луне» уступает другим произведениям писателя. Образная система сказок Носова здесь теряет значительную часть своей привлекательности, как бы окостеневает, лишаясь той весёлой игровой атмосферы, в которой она жила и развивалась в других его книгах. Детскость сказочных человечков, составлявшая их главное обаяние, вступает в явное противоречие с сатирическими масками миллионеров Спрутса, Скуперфильда или проходимца Жулио, и довольно трудно представить себе игрушечными голодающих безработных или измученного бедностью крестьянина. Да и сам Незнайка кое-что теряет в сравнении с первыми частями трилогии. Он воспринимается уже не как простодушный ребёнок, а как типичный положительный герой приключенческой повести — храбрый, находчивый, удачливый, а иногда, увы, чересчур сентиментальный. Между Незнайкой, в начале сказки похищающим вместе с Пончиком ракету, и молодцеватым героем «лунных» приключений не много общего. Потеряв былую наивность, он сохраняет прежнюю поверхностность во взаимоотношениях с другими персонажами сказки, и от этого его образ несколько тускнеет. Вряд ли кому-то придёт в голову упрекнуть прежнего малыша-Незнайку в том, что ему чужда глубокая, истинная дружба, хотя в сказках Носова, как это бывает в детстве, друзья связаны лишь тем обстоятельством, что они являются соседями по двору. Но когда повзрослевший Незнайка, улетая с Луны, с беспечной лёгкостью покидает товарищей, с которыми вместе пережил немало испытаний, это выглядит уже как некая ущербность. С другой стороны, кажется художественно неубедительной заключающая повествование сентиментальная ситуация, когда Незнайка едва не умирает от тоски по Земле.
Третья часть трилогии, основной и преимущественной задачей которой стала познавательность, оказалась несколько в стороне от проблем, наиболее волнующих Носова-художника. В лучших его книгах рассказ о знании и деятельности впрямую связан с проблемой нравственного становления ребёнка. В «Незнайке на Луне» это единство нарушено.
И однако отдельные просчёты не снижают главного достижения писателя — умения знаниями воспитывать культуру чувств и мышления маленьких читателей. Стремясь поделиться с детьми своим восторгом перед достижениями науки, изобретательности и мастерства человека, столь многочисленными и наглядными в эпоху НТР, Николай Носов рассказывает о них с вдохновением сказочника и искусством талантливого беллетриста. Он ставит знание и умение выше волшебства. И совершающееся в книгах писателя чудо превращения урока в сказку, процесса познания в приключение само по себе подтверждает дорогую для него мысль о том, что мастер сродни волшебнику.
Е. Красикова
О поэтике Николая Носова
Александр Иванович Герцен , Александр Сергеевич Пушкин , В. П. Горленко , Григорий Петрович Данилевский , М. Н. Лонгиннов , Н. В. Берг , Н. И. Иваницкий , Сборник Сборник , Сергей Тимофеевич Аксаков , Т. Г. Пащенко
Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное