Жизнь и творчество Р. Фраермана

— Это разве рана, — сказал он своему командиру, лейтенанту Тихонову, когда тот предложил ему уйти с поля боя. — Только чуть-чуть хряпнуло. А вы меня хотите, товарищ лейтенант, от работы отставить. Нет уж, дайте-ка мне поработать...

И далее Фраерман пишет:

«И надо правду сказать, славно «поработал» минометчик в эти дни. Каждая мина ложилась в цель. Одним только расчетом уничтожили целую роту противника. Разбили в прах вражеский танк и батарею. В землю вогнали три пулеметных гнезда.

— Ну, как работа, товарищ Мальцев? — спрашивает у него командир.

— Ничего, товарищ лейтенант, кидаем картошку, как надо».

Именно работниками войны, ее отважными тружениками предстают и другие герои фронтовых очерков Фраермана. Таков военный хирург Николаев, старший сержант Беридзе, человек горячего сердца, артиллерист Степан Рыбка, санитар Бахарев, разведчик Пиксайкин, капитан Хуртин и майор Хотелев, равно как и другие герои фронта.

Война была неустанной, опасной и трудной работой не только для героев фронтовых очерков писателя, но и для него самого. Можно без преувеличения сказать, что он трудился самозабвенно. Его материалы, публиковавшиеся на страницах армейской газеты «Защитник Отечества», писались не по следам событий, а прямо в ходе событий. Он работал оперативно, упорно, неустанно. Интересно отметить, что Фраерман писал не только тогда, когда его зачислили в штат армейской газеты, но и до этого, будучи рядовым бойцом дивизии народного ополчения, часто проработав целый день саперной лопатой на рытье окопов или траншей. Писал он и потом, когда оказался в эвакогоспитале. Так, под очерком «Партизаны» помечено «эвакогоспиталь № 5023». Очутившись на госпитальной койке, писатель встретился с отважным партизаном и не упустил случая, чтобы написать о нем.

И потом, когда по болезни был уволен из армии, он не оставил военной темы. Великая Отечественная война характеризовалась массовым героизмом. Самые отважные проявляли буквально чудеса отваги, самопожертвования, воинского мастерства. ГлавПУР время от времени обращался к писателям с предложением написать об особо выдающихся героях. На долю Фраермана выпало встретиться со старшим сержантом Сергеем Ивановичем Шершавиным, удостоенным высшего отличия — звания Героя Советского Союза. О многих Героях Советского Союза писались очерки, в дни войны они, как говорится, сыграли свою роль, но в литературе не остались. Очерк о С. И. Шершавине перерос затем в чеканный и емкий, поражающий своей выразительностью рассказ «Подвиг в майскую ночь».

Писать о героическом подвиге невероятно трудно. Об одном лишь подвиге, как правило, избегают писать даже самые искусные авторы. Они обставляют описание героического поступка изображением многих сопутствующих обстоятельств, привлекая к этому все возможные в данном случае ассоциации. А кроме всего прочего, героический поступок, являясь концентрированным и высшим напряжением человеческой воли и силы, требует и от художника невероятного напряжения, умения найти самые сильные и яркие средства выражения. Словом, изобразить героическое деяние, и в особенности сам подвиг, в большинстве случаев сравнительно краткий во времени, дело невероятно трудное. Можно смело утверждать, что такая задача по силам далеко не всякому художнику.

И тем не менее Р. Фраерман взялся за решение именно такой сложной задачи. И приступил к ней с такой смелостью, как будто и не подозревал об ожидавших его трудностях. Если очерк «Подвиг» начат с воспоминаний детства, первых впечатлений бытия героя, то рассказ «Подвиг в майскую ночь» начат с основных событий. Известно, с какой ответственностью писатель относился к первой фразе, определяющей, по его признанию, «тон всей вещи, ее ритм». Он ей, первой фразе, придавал решающее значение, уподоблял камертону, который «выверяет ритмику всего произведения». Так вот, в очерке первой фразы нет, она заменена стихотворной цитатой. Разумеется, и цитата, да еще стихотворная, могла служить хорошим камертоном для всего последующего повествования. И все же редко цитата, в принципе все же чужеродное тело, органически вплетается в повествовательную ткань. Для газетного очерка цитата еще в какой-то мере и годилась, а для рассказа не подошла. Писатель решительно отказался от нее, как и от всего прежнего начала. Повествование Фраерман теперь начинает так: «Немцы стояли на правом берегу Донца. Мы держали оборону на левом».