Идя дальше по пути конкретизации идеи национальной автономии, писатель посвятил следующую статью проблеме национального воспитания ("Восход", 1902, кн. 1). На примерах из жизни современных западных евреев он показал глубокую душевную раздвоенность людей, по рождению принадлежащих к еврейству, а по воспитанию и культуре - к другому народу. Раздвоение это стало в последнее время особенно мучительным вследствие роста антисемитских настроений во многих странах Европы. Автор "Письма" видит выход из ненормального положения в том, чтобы для молодого поколения "кровная" нация стала культурною, и оно могло воспринимать человеческое через национальное. Он формулирует это так: "Старая школа, хедер и иешива, воспитывала только еврея, новая воспитывает беспочвенного "человека"; новейшая должна формулировать одновременно еврея и человека". Исходя из этого принципа, С. Дубнов предлагал коренным образом преобразовать хедер, введя в его программу общеобразовательные предметы, и одновременно реформировать в национальном духе преподавание в начальных школах. Вопрос о языке преподавания в ту пору в "Письмах" еще не затрагивался; но когда после революции 1905 г. "Письма" вышли отдельным изданием, в главу о национальном воспитании автор внес требование "равноправия для живого народного языка".
Принципы, высказанные в этой главе, были развиты С. Дубновым в докладе, прочитанном на собрали членов Общества Просвещения в мае 1902 г. Докладчика поддержал Ахад-Гаам, утверждавший, что школа, отчуждающая своих питомцев от родной культуры, творит дело морального разрушения. Обе речи, произнесенные спокойным, сдержанным тоном, вызвали бурю в переполненном зале. Дебаты приняли такой страстный характер, что представитель полиции закрыл собрание, не допустив до голосования резолюции.
Писателя, забросившего на продолжительное время историческую работу, неожиданная резкость идейной полемики привела в уныние. Всё чаще стали его смущать сомнения в правильности (113) избранного пути. "С грустью вижу - пишет он в дневнике - как втягиваюсь в общественную борьбу в ущерб главным работам. От истории то и дело урываю время для публицистики, а от последней для непосредственной общественной деятельности. Нельзя так разбрасываться. Это нивелирует ум, обезличивает... Идет 22-й год моей литературной деятельности, а работы у меня осталось больше, чем на 25 лет".
(114)
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ПРОЩАНИЕ С ЮГОМ
Литературный кружок, возникший в начале девяностых годов и постепенно пополнявшийся новыми членами, стал ядром Комитета национализации, председателем которого состоял С. Дубнов. Заседания происходили в квартире писателя, в обширном кабинете с выходящими в сад окнами. Некоторые из новых соратников стали друзьями семьи Дубновых: энергичный, общительный М. Дизенгоф, впоследствии мэр Тель-Авива; молодой раввин X. Черновиц, человек с большим теологическим и философским образованием; недавно поселившийся в Одессе X. Н. Бялик. Бялик на первый взгляд производил впечатление флегматика: плотный, круглолицый, молчаливый, он во время заседаний обычно усаживался в дальнем углу и казался погруженным в размышления. Стихи молодого поэта, печатавшиеся в журнале "Гашилоах", уже тогда поражали сочетанием внутренней силы с глубокой, сдержанной нежностью, но немногие, вероятно, читали их с таким увлечением, как историк-публицист, ощущавший себя "неудавшимся поэтом". С. Дубнов, по-видимому, раньше оценил оригинальность творчества Бялика, чем своеобразие его натуры Новый член одесского кружка не укладывался ни в какие рубрики. В противоположность старшим собратьям, он на заре своей писательской деятельности не был книжником и не любил разговоров на литературные темы; рассказывали, что он проводил много времени на пыльном дворе своего дома в играх с оборванными ребятишками или пролеживал в одиночестве целые часы на каменистом морском берегу под палящими лучами солнца. Ближе всех по духу был ему в ту пору С. Абрамович, упрямо подчеркивавший свою особую стать; писатели часто захаживали к Дубновым вдвоем.
(115) Комитет национализации избрал своей постоянной трибуной общественный клуб "Беседа". Лекции и доклады привлекали большую аудиторию; нередко выступал в качестве докладчика и С. Дубнов, обычно, впрочем, предпочитавший писаное слово устному. Его соратники жаловались, что писатель неохотно покидает кабинет для форума; он объяснял им, что литературная пропаганда обращена к более широкой аудитории, чем устная.
"Восход" печатал "Письма" без оговорок, но отношение редакции к идейной установке их автора оставалось неясным. У писателя не раз возникало желание побеседовать с новыми руководителями журнала; найти общий язык - казалось ему - будет нетрудно. Весной 1902 года он уехал в Петербург.