Жизнь и творчество С. М. Дубнова

5 сентября Дубновы уехали в Берлин и поселились в меблированных комнатах, во флигеле, глядевшем окнами в небольшой палисадник. Мечту о домашнем уюте, однако, нелегко было осуществить. Внешняя благоустроенность, поражавшая по контрасту с российской бедностью, оказалась недостаточной, чтобы создать тот спокойный очаг, о котором мечтали усталые странники. Попав в полосу жилищного кризиса, они вынуждены были ютиться в меблированных комнатах, бок о бок с людьми, чуждыми по душевному складу, педантически мелочными, недолюбливавшими иностранцев. Эта мещанская среда удручала писателя, и он неизменно жаловался в письмах и в личных беседах на "террор немецких хозяек". Он стал мечтать о скромном собственном домике в одном из тихих зеленых пригородов, но приобретение недвижимости требовало больших средств. Финансовый вопрос приобретал, таким образом, исключительную остроту; от его решения зависело создание условий, необходимых для выполнения жизненной задачи.

На письменном столе ежедневно кучей громоздились корректурные гранки: "Новейшая История" печаталась в ускоренном темпе. Впервые она появлялась теперь в законченном виде. Во введении, написанном еще в 1914 г., подчеркивалось, что автор применяет метод, "рассматривающий различные стороны жизни народа - политическую, социально-экономическую и культурно-духовную - на фоне развития его национальной личности, ее роста и упадка". С. Дубнов считал необходимым еще раз напомнить читателю об отличии этой концепции от подхода таких историков, как Грец, Иост и Филипсон, сводивших историю народа к истории иудаизма.

Как и в былые годы, в научную работу врывались, время от времени приступы тоски по публицистике. Писатель не раз чувствовал потребность высказаться на современные темы. В такие минуты возникало желание опубликовать некоторые отрывки из дневников; печатание многолетних записей целиком представлялось (209) их автору преждевременным. Посылая И. М. Чериковеру фрагменты, относящиеся к 1917-1918 г., С. Дубнов объяснял, что выбрал из огромного материала только то, что характеризовало настроения активной части еврейской интеллигенции. Одновременно он вел переговоры о печатании избранных отрывков и в американском "Форвертсе".

1923-й год, проведенный в тихом предместье Лихтенраде, принес писателю большое удовлетворение. В Москве печаталась в частном издательстве книга "Евреи в России и Западной Европе в эпоху антисемитской реакции". В Берлине книгоиздательство "Грани" выпустило трехтомную "Новейшую Историю". Там же появился первый том в переводе на еврейский язык; одновременно он вышел и подревнееврейски в Палестине в издательстве "Мория". Прервав на время просмотр корректурных гранок, историк углубился в писание статьи "Третья Гайдамачина", предназначенной для печатавшегося под редакцией И. Чериковера сборника "Антисемитизм и погромы на Украине".

В коченеющем и голодном Петербурге начала 20-х годов С. Дубнов, спасаясь от меланхолии, утешал себя надеждой: мир, выбитый из колеи четырехлетней кровавой бойней, придет после се окончания в равновесие; социальная революция с сопутствующими ей хаосом и развалом останется явлением, ограниченным пределами одной страны. То, что он застал на Западе - смятение умов, экономический кризис, обострение национальных конфликтов - давало мало пищи иллюзиям; но неистребимый оптимизм писателя заставлял его верить в устойчивость переходных форм, созданных послевоенной действительностью, и в магическую силу параграфов демократических конституций. Труднее всего было питать такие иллюзии в Германии: страна была обескровлена продолжительным военным напряжением и ушиблена версальским миром. Революция остановилась на полпути; недовольство масс ушло в глубину и время от времени давало о себе знать грозными вспышками. Уже в начале двадцатых годов на страну обрушился тяжкий хозяйственный кризис. Когда инфляция приняла чудовищные размеры, и перед продовольственными лавками выросли длинные ряды угрюмых, глухо ропщущих людей, писатель ощутил тревогу. В письме к Опатошу, датированном 7 января 1923 г., она прорывается в неожиданно горьком (210) предчувствии: "Мы страдаем теперь заодно с Германией, а быть может нам еще придется страдать от нее самой". "Внешняя обстановка - говорится в этом письме - очень тяжелая, настроение крайне подавленное, особенно в последние дни, после провала парижской конференции... Но если б не все эти заботы, я был бы доволен моей теперешней работой. Она идет хорошо и быстро подвигается вперед, без перебоев".