Жизнь и творчество В.В.Крестовского

«Всеволод Владимирович был малоречив, серьезен и сдержан, не одушевлялся даже в кругу друзей; он прислушивался к тому, что говорили окружающие, сам же, если вступал в общую беседу, то лишь для того, чтобы бросить краткое замечание, выраженное сжато и просто. Покашливая нервным коротким кашлем, приобретенным скорее привычкой, чем вследствие какого-либо болезненного недостатка, играя не покидавшим его никогда моноклем, сидел он между собеседниками всегда внимательный ко всем, приветливый, но необщительный. Таков он был по природе, холодная сдержанность его не была рисовкой и он не позировал ею, но она была заметна в нем даже в минуты веселого настроения. Это свойство укоренилось в нем, быть может, с детства, проведенного им не в родной семье, вдали от нее, между чужими. Оно, впрочем, не имело ничего отталкивающего, не отчуждало его от общества и не заставляло уходить в самого себя. Напротив того, он любил общество, однако, в силу ли этой сдержанности, или вследствие быть может, застенчивой скромности, стушевывался в нем. Богатая одаренность, живая впечатлительность и артистическая оживленность его заставляли обращать на него внимание, выдвигали его иногда на первый план; но это происходило вопреки его намерению и претило ему. Так, например, он делался быстро в любом салоне тем, что называют „душою общества“, читал, рассказывал шутки, пел, но также быстро утрачивал это преимущество, так как легко уступал первенство другим. Необщительный вообще, он не любил сплетню, не передавал другим ходячих пересуд, за что особенно ценился друзьями, знавшими, что могут на него положиться и что он никого не выдаст.

Всеволод Владимирович был немного выше среднего роста, обладал красивым, чисто русским лицом, высоким лбом, правильными, резко очерченными носом и подбородком. Мягкие отброшенные назад волосы обрамляли его голову, придавая ему вид моложавости; но серьезные, почти суровые глаза его противоречили этому впечатлению, старили его лицо. Последнее казалось малоподвижным, неподдающимся оживленной мышечной игре, на самом же деле Всеволод Владимирович владел мастерскою способностью изменять черты своего лица почти до неузнаваемости».

Часто задается вопрос, кто же собственно был героем «Петербургских трущоб», его искали и не могли найти, и по очень простой причине: им было отвлеченное понятие, оно было и есть «царь мира сего», и вот как определяет его сам автор: «Есть в мире царь — незримый, неслышимый, но чувствуемый, царь грозный, как едва ли был грозен кто из владык земных…Он подл и мерзок, как сама мерзость запустения. Его царственные прерогативы — порок, преступление и рабство… Его дети — Болезнь и Нечестие… Отец его — Дьявол, мать — Нищета. Имя ему — Разврат».

Возвращаясь к роману «Петербургские трущобы», можно сказать, что роман этот имел столь большое общественное значение еще и потому, что описываемые в нем лица и деяния являли собой печальный результат распущенности нравственного и семейного воспитания в тогдашней России.

III

Польское восстание 1863 года естественно приковало к себе внимание впечатлительного Крестовского. Он отправился в Варшаву в роли официального члена комиссии, утвержденной для исследования подземелий Варшавы. Этой поездке способствовало также его желание уйти из непривлекательной семейной обстановки. Счастье обоих супругов оказалось непродолжительным. Полное несходство характеров делало совместную жизнь невозможной. Хотя Крестовский еще не разъехался окончательно с женой, но оба жили на разных половинах, принимали свой круг знакомых и чем дальше, тем больше расходились их жизненные пути. По прибытии в Варшаву Крестовский явился к начальству и тотчас принялся за свою деятельность, которая заключалась в следующем. Известно, что сходки, совещания революционеров-повстанцев проходили в варшавских катакомбах, подземельях, которыми издавна так изобиловал этот город. Здесь была «главная квартира» подпольного правительства. Русское правительство учредило комиссию для того, чтобы отыскать и исследовать эти лабиринты, служившие такими удобными и безопасными притонами. Крестовский с редким рвением отдался новому интересному делу, о чем свидетельствуют сохранившиеся толстые записные книжки, исписанные мелким почерком Всеволода Владимировича, где приводятся результаты осмотра то катакомб костела, то подземелий домов, то подземных ходов. При этом Крестовский всюду устремлялся первым и нередко подвергался опасности.

Впечатления от Варшавы дали обильную пищу таланту автора и зародили в нем идею большого романа о борьбе двух народностей — русской и польской, почему первый роман будущей дилогии и получил название «Две силы».

И здесь так же, как и перед «Петербургскими трущобами», автор пробовал свои силы на маленьких очерках и рассказах: «Под каштанами Саксонского сада», «Пан Пшепендовский», «Катакомбы Фары» и др. Это были эскизы отдельных лиц, фактов и событий перед тем как перейти к большой картине.