Однако медицинский диплом мало что изменил в его жизни. В течение следующих 15 месяцев Фрейд продолжает работать в Физиологическом институте, посвящая теперь этой работе все свое время. В мае 1881 года он получает повышение — должность демонстратора, включавшую в себя определенные элементы педагогической деятельности, которую и занимал до июля 1882 года.
В то же самое время он ведет интенсивную исследовательскую работу в Химическом институте Карла Людвига, где его друг Люстгартен был ассистентом. Однако его усилия, хотя он и питал к химии большую любовь, оказались тщетными, и позднее он говорил об этом потерянном годе как о «самом мрачном и наименее успешном годе своей карьеры».
Фрейд занимал должность демонстратора в течение трех семестров. Но в июне 1882 года произошло событие, которое положило конец его дальнейшим планам стать когда-нибудь ассистентом, затем доцентом и, наконец, профессором в Институте Брюкке и которое справедливо может быть названо одним из важнейших поворотных пунктов в жизни Фрейда. Событие, которое непреднамеренно привело его к обретению через несколько лет своего истинного призвания — профессии на всю жизнь.
Таким событием явилось твердое решение покончить с зависимым от других существованием. Фрейд оставляет Институт Брюкке и начинает заниматься врачебной деятельностью. В
Ходили слухи о том, что между Фрейдом и Брюкке произошел разрыв, но Фрейд опровергал их, утверждая, что покинул лабораторию по совету Брюкке. Брюкке действительно сохранял дружеский интерес к дальнейшей карьере Фрейда. Он был главным ходатаем за присуждение тому звания приват-доцента (и именно покровительство Брюкке в противовес сильной оппозиции обеспечило Фрейду бесценную субсидию для научной поездки в Париж).
Действительно, перспективы в лаборатории Брюкке представлялись весьма туманными. Оба ассистента были только на десять лет старше самого Фрейда, и поэтому казалось маловероятным, чтобы кто-то из них освободил для него место в обозримом времени. Относительно же конечной цели — руководства кафедрой — можно лишь сказать, что Фрейду исполнилось 69 лет, когда умер Экснер, преемник Брюкке, следовательно, даже при наиболее благоприятных обстоятельствах его мечта превратилась бы в очень долгое ожидание. Кроме того, жалованье ассистента было настолько скудным, что его едва ли хватило бы на собственное содержание, не говоря уже о возможности создать семью. Несколько скромных гонораров за публикации и университетская стипендия 1879 года в 100 гульденов (8 фунтов) являлись его единственными вкладами в собственное обеспечение. 67-летний отец, на содержании которого были жена и семеро детей, сам находился в весьма бедственном финансовом положении, так что временами ему приходилось принимать помощь от семьи жены. Свои небольшие накопления он потерял во время экономического кризиса 1873 года. Возможности опять что-то заработать больше не представлялось, но тем не менее, экономя за счет своей семьи, он щедро и с охотой помогал сыну. Отец искренне радовался успехам сына, примирившись (правда, не без сожаления) с тем, что тот не стал коммерсантом, и готов был и далее оказывать ему материальную поддержку. Справедливости ради следует отметить, что потребности Зигмунда были очень скромными: работа, книги, общение с друзьями, а также небольшая сумма денег на карманные расходы. Случались моменты, когда ему приходилось занимать деньги у друзей, но долги он платил добросовестно и даже раньше назначенного срока. Примерно в это же время он нашел великодушного покровителя в лице Йозефа Брейера, которому довелось сыграть столь важную роль в последующей карьере Фрейда. Брейер почти регулярно ссужал Фрейда небольшими суммами. Однако к 1884 году долг Фрейда стал весьма значительным — 1500 гульденов (около 125 фунтов).
Короче говоря, это обстоятельство поставило 26-летнего Фрейда в трудную ситуацию. Тем не менее у него не было каких-либо ясных перспектив относительно своего будущего. Отсутствие чувства реальности кажется столь несвойственным Фрейду, которого мы знали позднее как человека, умевшего ставить перед собой цель и добиваться ее достижения. Из его последующих свидетельств об этом времени может создаться впечатление, что только вмешательство Брюкке внезапно пробудило его ото сна идеалистического служения делу науки, невзирая на мирские потребности.