Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

Вена, 3.5.1936.

Уважаемый господин Эйнштейн! Напрасно Вы возражали против того, чтобы я ответил на Ваше доброе письмо. Я действительно должен Вам сказать, как я рад слышать об изменении в Вашем суждении — или, по крайней мере, о начале такого изменения. Конечно, я всегда знал, что Вы «восхищаетесь» мною лишь из вежливости и почти совсем не верите в любую из моих доктрин, хотя я часто спрашивал себя, чем еще можно восхищаться в этих теориях, если они несправедливы, то есть если они не содержат большой доли истины. Между прочим, не кажется ли Вам, что ко мне относились бы лучше, если бы в моих доктринах содержался больший процент ошибок или безумия? Вы настолько меня моложе, что я могу надеяться считать Вас среди моих «последователей» к тому времени, когда Вы достигнете моего возраста. Так как в то время я уже не смогу об этом узнать, я предвкушаю удовольствие от этого сейчас. (Вы знаете, что я имею здесь в виду: ein Vorgefuhl von solchem GSickgeniesse ich, и т. д.)[184] Сердечно преданный и неизменный почитатель,

Ваш Фрейд.

Основным событием этого дня, которое доставило Фрейду больше всего удовольствия или против которого он меньше всего возражал, был визит к нему Томаса Манна. 8 мая Манн зачитал написанное им обращение перед Академическим обществом психологической медицины. В этот месяц он читал его пять или шесть раз в различных местах, а затем, шесть недель спустя, он зачитал это обращение Фрейду, который заметил, что оно даже лучше, чем он себе представлял по слухам. Но Фрейд не обманывался относительно других проявлений любви к нему: «Венские коллеги также отмечали это событие и невольно выдавали всевозможные намеки на то, насколько трудным делом было для них меня поздравлять. Министр образования церемонно поздравил меня, но австрийским газетам, под страхом конфискации, запретили упоминать об этой симпатичной акции. Многочисленные статьи здесь и за рубежом достаточно ясно выразили свое неприятие и ненависть. Так что я с удовлетворением наблюдал, что честность еще не совершенно исчезла из этого мира».

Среди многих подарков, которые получил Фрейд, было обращение, подписанное Томасом Манном, Роменом Ролланом, Жюлем Роменом, Г. Уэллсом, Вирджинией Вульф, Стефаном Цвейгом и другими писателями и деятелями искусства (еще 191 подпись). Манн лично прочел Фрейду это обращение в день его рождения.

Приходило, конечно, много желающих повидать Фрейда. Один из них спросил Фрейда, как он себя чувствует, и услышал в ответ: «Как чувствует себя человек в возрасте 80 лет, не является темой для разговора».

В это же самое время Фрейд был избран почетным членом Американской психиатрической ассоциации, Американской психоаналитической ассоциации, Французского психоаналитического общества, Нью-Йоркского неврологического общества и Королевской медико-психологической ассоциации.

А самое главное, ему было присвоено наивысшее официальное звание, какое он когда-либо получал и которым дорожил больше всех других, — звание члена-корреспондента Королевского общества. Его кандидатура на получение данного звания была выдвинута одним видным физиком, бывшим моим пациентом, и я помню, как Уилфред Троттер, который тогда состоял в совете этого общества, сказал мне, какое удивление это вызвало. Они все смутно слышали о Фрейде, хотя ни один из них не был знаком с какой-либо из его работ. Но Троттер обладал способностью убедить любой комитет.

Ни один университет, однако, не присвоил Фрейду почетной степени; единственная степень, которой он удостоился в своей жизни, была присуждена ему Университетом Кларка, Массачусетс, примерно 30 лет тому назад.

В мае Фрейд и Лу Саломе в последний раз обменялись письмами, закончив таким образом свою переписку, которая продолжалась в течение 24 лет. Она умерла в феврале следующего года. Фрейд ею восхищался и крайне нежно к ней относился, «довольно любопытно, без какой-либо примеси сексуального притяжения». Он говорил о ней как о единственной реальной связи между ним и Ницше.