Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

Фрейд возвратился домой из санатория 4 мая, так что, к облегчению его семьи, он мог провести свой день рождения дома. Но он был полностью истощен из-за этих операций, боли, последствий действия наркотиков, осложнений на легкие (небольшая простуда) и, самое главное, от голода, так как не мог глотать абсолютно никакую пищу. Явно не могло стоять никакого вопроса о каком-либо праздновании. Даже Эйтингон не был приглашен — первый раз, когда он отсутствовал.

Мы собрали сумму в 50 000 марок (2500 фунтов стерлингов), и теперь встал вопрос о том, как распорядиться этой суммой. Шторфер оплачивал займы в банке деньгами, полученными из различных источников, и вскоре он должен был уезжать. Поэтому Эйтингон, которому принадлежало решающее слово по вопросу финансов «Verlag», послал Фрейду чек на 20 000 марок, чтобы заплатить Шторферу. Остаток он предлагал отдать самому Фрейду как часть давно уже причитающегося ему авторского гонорара. С самого начала Фрейд отказывался принимать в любой форме какой-либо авторский гонорар от «Verlag» за продажу его книг, и к настоящему времени его авторский гонорар составлял 76 500 марок (3825 фунтов стерлингов). Фрейд, однако, решительно отказывался взять хоть пенни из этой суммы, и действительно, он никогда не получил чего-либо из своего авторского гонорара.

Кречмер, который председательствовал на шестом Международном медицинском конгрессе по психотерапии в Дрездене, проводимом 14 мая, сказал много теплых слов относительно деятельности Фрейда в связи с его 75-летием. Большинство работ на этом конгрессе было посвящено теме психологии сновидения. Комитет в Нью-Йорке устроил банкет для двух сотен гостей в отеле «Ритц-Карлтон». Вильям А. Уайт произнес главную речь; речи были произнесены А. А. Бриллом, миссис Джессикой Косгрейв, Кларенс Дэрроу, Теодором Драйзером, Джеромом Франком и Элвином Джонсоном. Естественно, была масса поздравительных писем и телеграмм, включая одно письмо от Эйнштейна. Не говоря уже о «лесе великолепных цветов». Благодаря Мари Бонапарт за присланную ему греческую вазу, он добавил: «Жаль, что нельзя взять ее с собой в могилу»; это его желание странным образом осуществилось, так как его прах покоится теперь в этой вазе.

Якоб Эрдхайм написал мастерский отчет о патологии вещества, удаленного из челюсти Фрейда во время операции в апреле; он указал на никотин как на причинный фактор такой патологии. Фрейд просто пожал плечами на то, что он назвал «приговором никотину, вынесенном Эрдхаймом». Стоит отметить, что он никогда не бросил курения по причине рака челюсти, а также болей в области живота, которые, по-видимому, также вызывались его курением, а бросал курение лишь вследствие кардинальных осложнений. К ним он относился серьезно.

К концу этого месяца Фрейд мог курить снова, и 1 июня он отправился в свой летний отдых, взяв с собой пять пациентов. В этот раз, к сожалению, он не смог отъехать дальше пригорода, и действительно, он никогда более не покидал Вену до своего бегства от нацистов в 1938 году.

После пережитого Фрейд ощущал некоторую снисходительность по отношению к себе. Он утверждал, что «воздержание (от табака) не является оправданным в его возрасте». Далее, в этой же связи, что после 75 лет ему не следует ни в чем себе отказывать. Так как он не мог курить чего-либо из того, что можно было достать в Австрии, он полагался на усилия Эйтингона найти ему что-либо подходящее в Германии. Однако в конце года экономический кризис привел к закону, запрещающему экспорт любых товаров из Германии в Австрию, так что пришлось изобретать сложную систему контрабанды и перевозки, осуществляемую любым знакомым, путешествующим из одной страны в другую.

Мы подходим теперь к тому периоду, когда на жизнь Фрейда и на психоаналитическое движение в целом начали оказывать давление внешние события. В 1931 году мировой экономический кризис был в полном разгаре, и его политическим последствиям суждено было вскоре оказаться катастрофическими как для Германии, так и для Австрии. В каждой стране аналитики ощущали, как крайняя нужда неблагоприятно сказывается на их практике, и стало очень сомнительно, что на конгресс, который должен был состояться этой осенью, смогут себе позволить приехать более десятка людей. К концу июля мы решили, что необходимо отложить конгресс до следующего года.