Подчинимся Богу, друг другу и земным начальникам: Богу из-за всего, друг другу ради братолюбия, начальникам — для порядка… Есть ведь и между нашими законами такой закон — один из похвальных и прекрасно установленных Духом… — чтобы рабы подчинялись господам, жены — мужьям, Церковь — Господу, а ученики — пастырям и учителям; так и все подданные должны подчиняться властям предержащим не за страх, а за совесть… А что же вы, властители и начальники? Ибо уже и к вам обращается слово, чтобы не считали нас совершенно несправедливыми, если тех будем убеждать исполнять свой долг, а вашему могуществу уступим, как бы стыдясь нашей во Христе свободы… Со Христом начальствуешь ты, со Христом правительствуешь: от Него получил ты меч — не действовать, но угрожать… Так оставайся с Богом, а не с князем мира сего, с благим Господом, а не с горьким тираном… Подражай человеколюбию Божию. Это и есть наиболее божественное в человеке — делать добро. Ты можешь стать богом без какого бы то ни было труда: не упускай же случая к обожению. Одни раздают имущество, другие истощают плоть ради духа, умирают для Христа и совершенно удалаются из мира… От тебя же ничего такого не просим: одно вместо всего принеси — человеколюбие… Знаю, как много может сделать доброта… Ничто пусть не убеждает тебя быть недостойным власти, ничто пусть не отклоняет тебя от милосердия и кротости — ни времена, ни властелин, ни страх, ни опасение высших начальников, ни чья-либо чрезмерная наглость. Приобрети в трудные времена благоволение свыше; дай Богу взаймы милость: никто еще не раскаивался из принесших что-либо Богу.[402]
В цитированном тексте Григорий призывает рабов подчиняться господам, подобно тому, как Церковь подчиняется Христу. В другом месте он призывает господ быть милостивыми к своим рабам, помня, что и Христос принял образ раба: для свободных достаточно того, что они имеют рабов, не надо утяжелять и без того нелегкую участь последних. [403]
Все это высказывания, однако, не означают того, чтобы Григорий считал то неравенство между рабами и господами, которое существовало в византийском обществе, естественным или богоустановленным. Григорий не был адвокатом рабства как социального института, хотя и не призывал к свержению рабовладельческого строя и сам был аристократом и рабовладельцем. Он неоднократно говорил о том, что изначально все люди были созданы свободными и благородными; лишь в результате грехопадения произошло то неравенство, которое существует в мире:Григорий подчеркивает, что разделение на благородных и плебеев противоестественно; точно так же разделение на рабов и господ искусственно; истинное благородство и истинная свобода — не в благородном происхождении, а в доброй нравственности:
Что такое господин и раб? Что за дурное деление?
Один у всех Творец, один закон, один суд.
На служащего тебе смотри не как на раба, но как на сослуживца…
А что должны делать рабы, особенно рабы Божии?
Пусть не отказываются благоугождать господам.
И в свободные, и в рабы записывает нрав.
Ведь и Христос явился в облике раба, но освободил нас.[408]
Все одна персть, все произошли от одного Отца. Насилием
Разделены смертные на два разряда, а не природой.
Для меня раб — всякий негодяй, а свободный — тот, кто добродетелен.[409]
Разделение человечества на богатых и бедных тоже является следствием грехопадения. Богатство, по христианскому учению, трудно совместимо со спасением: Христос призывал богатого юношу раздать богатство нищим и следовать за Ним. [410]
Григорий, менее радикальный в суждениях, считает, что для богатого есть две возможности — или раздать все имущество бедным или сохранить за собой, но делиться с бедными (сам он избрал второй путь). Говоря об этом, Григорий резко критикует богачей своего времени за чрезмерную роскошь и за равнодушие к беднякам: