Когда в 1959 г. отмечали юбилей Бестужевских Высших женских курсов, Нина Михайловна уже присутствовать на нем не могла. По словам М. Н. Неуйминой: «В 1958 году Нину Михайловну постигает новый удар: от перенапряжения у нее сделался „костыльный“ паралич рук; она почти не может передвигаться даже по своей крошечной комнате, а, главное, она не в состоянии больше держать в руках перо, писать, т. е. общаться с людьми. Мужество и тут не покидает этого изумительного человека. С помощью друзей Нина Михайловна приобретает пишущую машинку и одним здоровым пальцем с трудом выстукивает на ней свои воспоминания, письма»[1869]. Несмотря на физическое отсутствие на юбилее курсов, участники торжества Субботину не забыли. «Ни разу я не попала в Пулково, — писала Нина Михайловна. — Неуймина тоже не выбралась сюда даже на 80 юбилей Бестужевских курсов[1870]. Он был в актовом зале ЛГУ, народу собралось очень много, приезжали делегатки из Москвы и др[угих] городов, навестили меня. Выступала Романская с речью и др[угие]»[1871].
Незадолго до юбилея Бюро Бестужевок, созданное из числа бывших выпускниц курсов, начало собирать материалы для написания истории курсов. Бюро обратилось к Нине Михайловне с просьбой написать воспоминания. Субботина согласилась, взялась за дело, но получалось медленно. 17 февраля 1960 г. она писала в Бюро о своих обстоятельствах, оправдываясь в кажущемся пренебрежении просьбой: «Глубокоуважаемая Наталия Павловна, простите меня что я до сих пор не откликнулась на ваши письма: дело в том, что я расшиблась после работы <…>[1872] сами знаете какие там лестницы для меня прямо Альпы и Пиренеи тем более что в детстве я перенесла тяжелую болезнь и хожу на костылях. Тем не менее я пишу для вас понемногу свои воспоминанья, когда стихает боль. Но вот меня проф[ессор] Тушинский[1873] решил положить в свою клинику и делать рентген, а потом лечить, направление имеется, жду сан[итарную] машину, а ее все нет: <…>[1874] обещают ответить завтра и нельзя распаковывать свои вещи, в том числе с черновыми воспоминаньями»[1875]. И тут же спрашивала: «Имеются ли у Вас переводы Махабхараты академика Смирнова. Хирург, но перевел уже 5 томов; его труды известны Неру, Радхакришне[1876] и я получила их все![1877] Убедительная проповедь мира за 4000 [лет] до нашего времени»[1878].
Несмотря ни на какие болезни, интерес Субботиной к науке и ее истории не угасал. «Струве прислал мне Египтологию, а академик Смирнов из Ашхабада свои переводы Махабхараты с санскрита, — делилась она в письме к Тихову 16 февраля 1959 г. и продолжала: — читаю про Грецию, Египет, Атлантиду (Джинараджи) и восхищаюсь! Не найдут ли ученые, когда начнут строить высотную плотину в 20 метров высоты у вторых катарактов Нила, в пещерном храме Рамзеса 2 и 3 какой-нибудь древней библиотеки по всем наукам? А потом храм этот будет залит водой и скроется до будущих веков!..»[1879] Свои короткие воспоминания, которые Субботина все-таки написала (хоть всего и несколько страничек) и передала в Бюро Бестужевок 20 октября 1960 г., она закончила такими словами: «Болезнь и слабость мешают мне, но все же я и теперь работаю: увлекаюсь историей древней астрономии, затмениями Египта и Древней Индией. Академик Смирнов, хирург, перевел уже пять томов Махабхараты (его труды известны Неру и Радхакришне), и я получила их все!»[1880] Другую, немного отличающуюся, но такую же краткую копию воспоминаний Нины Михайловны передала в Бюро Бестужевок М. Н. Неуймина 17 января 1969 г.[1881]
Но особую радость Нине Михайловне доставляли редкие визиты племянника Алексея, единственного выжившего в войну сына сестры Оли. «Ко мне недавно привез племянник Ласберг свою дочку, 8 месячную Катю: такой теплый котенок, с веселыми глазками! Алеша один уцелел из всей нашей семьи в осаду Л[енингра]да, работает инженером, женился тоже на инженере ж[елезной] д[ороги]. Зимой тут, а летом на разведках ж[елезной] д[ороги] на Мурмане», — рассказывала она Тихову[1882].