Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Славик, конечно, тут же вскочил и забился к себе в комнату. Но минуты через три он, сильно шатаясь, но уже на двух ногах, ввалился к нам в комнату, держа в руках несколько пачек денежных купюр. Он, рыча и ругаясь матом, стал швырять в нас эти пачки, и деньги рассыпались по полу, как в американском боевике. Когда Лиля попыталась их собирать с пола, Славик запихнул остаток денег ей за воротник и вышел вон. Мы услышали, как заперлась изнутри его дверь.

Лиля подобрала все деньги и сложила их кучей на столе. Зрелище было феерическим — столько сторублевых купюр зараз никто из нас в жизни не видел! А утром, часов в семь, кто-то жалобно заскребся в нашу дверь. Лиля открыла. Славик стоял в майке и шароварах, с лицом не вполне еще очищенным от кавказских блюд с неприличными названиями.

— Я свои денежки к вам, случайно, не закидывал? — вкрадчиво спросил он, повидимому, опасаясь, что мы скажем «нет». Но, увидев кучу на столе, он успокоился. Насыпав купюры себе в подол майки, он пошел назад, оправдываясь:

— Как выпью, начинаю деньгами швыряться — в буквальном смысле! Надо бы от этой вредной привычки избавляться!

Я так и не понял, от какой вредной привычки ему больше хотелось бы избавиться — пьянства или швыряния денег?

Вскоре Лиля уехала, и мы остались опять вдвоем со Славиком. Мы гуляли с ним по паркам Курска, философствуя на возвышенные темы и выпивая, втихаря от окружающих, портвейн. Особенно любили мы заходить в магазин «Колос», расположенный на той же улице, что и общежитие. Улица называлась «Выгонной», так как по ней выгоняли коров на пастбище, расположенное за строющимся новым корпусом института и нашим общежитием. Так что по утрам нас будило мычание проходивших коров. А потом улицу переименовали в «имени 50-летия Октября» — глупее и неуклюжее названия не придумаешь!

Так вот в магазине «Колос» всегда был большой выбор спиртного. Недаром в Курске говорили: «Мужики в «Колос», а бабы — в голос!». У нас со Славиком на тот момент баб не было и мы смело и гордо заходили в «Колос». Взяв очередную бутылку, мы шли в ближайший сквер, расположенный на горке в конце улицы Дзержинского (бывшей ул. Троцкого), и сидя на деревянной скамейке, обсуждали, как строить жизнь, переехав в новый для нас Курск.

Говоря о горке, и вспоминая о воровитости местных жителей, я понял, почему Курск характеризовали как: «Две горы, две тюрьмы, а посередине — баня!» Я видел эти две горы, мылся в бане, что посередине, а двух тюрем так и не нашел, а тем более, в них не сидел.

Говорили, что царь хотел построить в Курске университет, но местное купечество и другие граждане (по-старинному — «мещане») написали ему челобитную, где настоятельно просили не делать этого. Боялись неизбежных при этом «жидов, скубентов и прочих воров». Чтож, университет перенесли в Воронеж и это теперь — крупный, современный город, чего о Курске не скажешь. А воров, и прочих нежелательных категорий населения в Курске, тем не менее,

— предостаточно!

И вот, после вина, выпитого на свежем воздухе, и философии, вызывающей усиленную работу мозга, Славику захотелось избавиться от продуктов распада при белковом метаболизме (не подумайте дурного — обмене веществ!), и он зашел в расположенный рядом туалет с выгребной ямой. Но буквально через несколько секунд, еще полностью не избавившись от продуктов распада, Славик выбежал оттуда и возбужденно позвал меня:

— Посмотри, что здесь написано, это писал гений, это касается всех нас!

Я забежал в туалет, и на серой отштукатуренной стене прямо над расположенными в линию «очками», прочел «вещую» надпись, выполненную красной краской крупными «печатными» буквами:

«Гады! Начните жизнь сначала!».

Хотя это и не было Валтазаровскими кровавыми словами: «Мене, текел, перес», предвещавшими гибель царя, но задуматься нас эта надпись заставила. А может, и взаправду, начать жизнь сначала?

Но, из-за того, что, во-первых, надпись относилась к «гадам», каковыми мы себя не считали, а во-вторых — не так уж это легко сделать даже настоящим гадам, мы продолжили вести прежний образ жизни!

Изменения

В июне 1972 года я поехал во Львов отчитаться перед ГСКБ за полный цикл работ по договору, представить им данные испытаний и фильм. Экзаменов в этот семестр у меня не было и времени на поездку хватало. Так как я ехал поездом через Москву, то зашел там в Министерство Автомобильной промышленности СССР, которое было расположено на площади им. Воровского. На этой площади и сейчас стоит карикатурный памятник этому Воровскому — советскому дипломату, убитому в городе Лозанне врагами советской власти. Площадь эта самая маленькая в Москве, и, думаю, даже в мире — меньше нашего тбилисского двора, где стоял дом моего детства.

Красивое и какое-то сексуальное с виду здание Министерства, в «мрачные годы царизма» было с красным фонарем у входа — это был крупный бордель. Вся внутренняя планировка здания напоминала об этом — запутанные узкие коридорчики, камины с топкой, выходящей в коридор, маленькие уютные комнатки