Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 1

В должность командующего ВВС фронтом 1 июля вступил генерал-лейтенант Ф.А. Астахов, Слюсарев стал его заместителем. Астахов анализировал основные недостатки. Среди главных он назвал неподготовленность частей и соединений к отражению налетов вражеских самолетов и выводу из-под удара материальной части и личного состава. По словам Баграмяна, «результаты усилий Федора Алексеевича сказались быстро» [2].

Разные источники дают различные цифры потерь. Более достоверную информацию, возможно, дает отчет штаба ВВС Юго-Западного фронта. Согласно этому документу, наша авиация понесла боевые потери в 697 самолетов, а общие – 911 машин. По крайней мере, 276 самолетов были брошены или подорваны на приграничных аэродромах своими войсками при поспешном отступлении, а 214 машин пришлось списать в результате аварий или катастроф. По оперсводкам, в течение июня 1941 г. соотношение потерь в воздушных боях определялось как 1 к 7,2 (25 сбитых немецких против 180 советских). Материалы отчета, весьма вероятно, усугубили положение арестованного к тому времени генерала Е. С. Птухина.

Корпусной комиссар член Военного совета КОВО H.H. Вашугин застрелился на глазах Хрущева и чуть ли не по его приказу (Вашугин пришел к Хрущеву в шоковом состоянии со словами: я виноват в том, что дал неправильное указание командирам механизированных корпусов. Я не хочу жить. Хрущев ему: если решили стреляться, так что же медлите?). Сам Хрущев излагает эту историю довольно путано, но ситуация характеризуется, наверное, точно: «Вот, даже член Военного совета, который занимал столь высокое положение, дрогнул. Не физически струсил, нет, он морально дрогнул, потерял уверенность в возможности отразить гитлеровское нашествие. … Происходили такие случаи и с другими командирами. Вот какая была обстановка. А мы ведь еще и десяти дней не находились в состоянии войны».

По приказу Жукова ответственным за защиту Киева был назначен командующий 19-й армией генерал И.С. Конев, которому подчинялись все части Киевского укрепрайона (УР). С Коневым фронтовые дороги Рязанова переплетутся очень тесно. Штаб фронта из Проскурова переместился в Житомир, затем в Киев, а в Святошине, за городом, находился КП и позже штаб. Под напором врага штаб пришлось перенести в Бровары. Рязанов перелетал с места на место, чтобы поддерживать связь. ВВС были распределены по армиям. Под ударами противника, в условиях быстро меняющейся, – и не в лучшую сторону, – обстановки, офицеры и рядовые демонстрировали мужество и стойкость.

Хрущев писал: «Когда отошли мы к Киеву, то немцы сожрали остатки наших войск. Мы потеряли артиллерию и танки, у нас не было пулеметов. Основные наши силы – два механизированных корпуса – были разбиты, главным образом с воздуха. Немцы летали безнаказанно, и у нас не было ничего, чем можно было бы защищаться».

К авиационной гордости, – летчики были национальными героями, – и лихости подчиненных Рязанов старался добавить точность, добротность, основательность. Сразу не удавалось, надо было прикладывать много усилий. Собственно, это вопрос воспитания. И если такие качества не привиты, то в походных условиях научить этому чрезвычайно сложно. Война – это все-таки ежедневный труд, стойкость, жертвенность. А также и беспримерный героизм, и фронтовое братство, и небывалый подъем. Им сопутствовали голод, холод, кровь, боль, смрад. Были и предательство, несправедливость, унижения, подлость, равнодушие. Итогом же, несмотря на злопыхательства недругов, была Победа.

В Киеве немцы бомбили казармы НКВД, завод «Большевик», армейскую школу «Каменев», электростанции на Сталинке и Лукьяновке, авиазавод № 43, вокзалы Киев-2, Дарница, Святошино, аэродромы Борисполь, Гоголев, Бровары, Жуляны и др. Софийский собор, возможно, служил ориентиром, но не подвергался бомбежкам, как и Андреевская церковь, очень нравившаяся министру иностранных дел Германии Риббентропу.

С первых дней войны у наших войск проявилась «парашютомания». В штабы постоянно поступали донесения о выброске противником средних и крупных десантов. На борьбу с «десантниками» направлялись значительные силы, отвлекались от выполнения других задач целые соединения с танками и артиллерией, но оказывалось, что никаких вражеских войск в тылу нет и в помине. Бывало, что немцы выбрасывали, скажем, 10–20 солдат и офицеров для диверсионных целей. Иногда за десантников принимали авиаторов, выпрыгивающих из подбитых самолетов. Мой знакомый, которому тогда было 8 лет, рассказывал, что он видел своими глазами, как парашютист, скорее всего, летчик со сбитого немецкого самолета, опустился на Сенном базаре, на сегодняшней Львовской площади в Киеве, прямо посреди торговых рядов. Милиционер с пистолетом арестовал его и увел. А другой милиционер застрелил спустившегося с парашютом нашего летчика со словами: наших не сбивают. Может, именно этот милиционер и был немецким агентом? Как все запутано и сложно в мире диверсий и шпионажа.