Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера

В попытках последовать за Хорнблауэром в его следующей и наиболее трудной кампании, мы должны вначале ответить на два вопроса. Первый — намеревался ли он оставить Барбару в 1814 году и начать новую жизнь вместе с Мари? Ответом должно быть, что он на самом деле не имел таких намерений. Учитывая даже, что Хорнблауэр несколько охладел к Барбаре в Париже, где она с головой окунулась в светскую жизнь, которой он терпеть не мог, он все еще был связан своей карьерой. А в Британии XIX века просто не было будущего для морского офицера, который бы открыто бросил сестру герцога Веллингтона. Не было будущего даже для офицера, который бы решил покинуть родину и поселиться со своей любовницей во Франции. Таким образом, в выборе между Барбарой и Мари весы склонялись в сторону Барбары — под всем грузом служебной репутации и общественного мнения. Второй вопрос, следующий вслед за первым, касается его корреспонденции. Писал ли он Барбаре в течение первой половины 1815 года и если да, то с каким результатом? Объяснил ли он причины, которые заставили его покинуть Смоллбридж? Что было названо им в качестве официальной цели и места путешествия? Представляется показательным, что ни одного его письма того периода не дошло до нас — возможно, и Горацио, и Барбара впоследствии не хотели воспоминаний о временном охлаждении отношений. Наш единственный ключ содержится в письме, написанном самой Барбарой из Вены ее брату Ричарду, которое опубликовано в третьем томе «Документов Уэлсли». Оно отправлено из Британского посольства 23 февраля и в его последнем предложении мы можем прочитать, что: «Горацио быстро наскучила жизнь в деревне и он принял приглашение посетить герцога Ангулемского, с которым он познакомился, когда занимал пост губернатора Гавра. Он забыл сообщить мне, в каком именно из своих замков герцог намерен его принять, но в своем следующем письме он, без сомнения, расскажет мне об этом.»

Каковым бы ни было временное охлаждение отношений между супругами, приличия все же не нарушались слишком открыто. Поверила ли Барбара всей этой истории — уже другой вопрос, но, по крайней мере, Хорнблауэр сопроводил ее объяснениями, которым его жена (при желании) вполне могла бы поверить. Это объясняло и его пребывание в Невере во время «Ста дней» — таким образом, не было поводов для публичного скандала.

Настоящая же причина разлада между Хорнблауэром и его женой была, как нам кажется, гораздо глубже, нежели несогласие по поводу слишком частых посещений светских вечеринок. Сам Горацио, достигнувший в то время возраста тридцати девяти лет, нуждался в сильной эмоциональной и сексуальной разгрузке. Барбара же, которой исполнилось тридцать четыре, была, по крайней мере на первый взгляд, более уравновешенной и даже более холодной в этом отношении.

В современной литературе мы склонны объяснять все семейные разногласия в свете научного опыта и статистических данных. Это не было принято в эпоху Регентства, веке, весьма далеком от пуританства, во время которого, тем не менее, к некоторым аспектам семейной жизни относились сдержанно. Таким образом, наши выводы о проблемах Хорнблауэров будут базироваться скорее на догадках, нежели на формальных доказательствах, относящихся к эпохе их жизни. Говоря с современной открытостью, но, возможно, с несколько меньшей развязностью, чем та, которая сейчас входит в моду, мы можем отметить, что любовь Хорнблауэра существовала как бы на двух уровнях — высоком и низком. Барбара была его (самым высоким) идеалом большой леди, тем типом высокопоставленной женщины, которую можно обожать лишь с некоторого расстояния.