Жизнь и время Чосера

Она с тех пор, как мужа потеряла,
Без ропота на горе и невзгоды
Двух дочерей растила долги годы.
Какой в хозяйстве у вдовы доход?
С детьми жила она чем бог пошлет.
Себя она к лишеньям приучила,
И за работой время проходило
До ужина иной раз натощак.
Гуляли две свиньи у ней и хряк,
Две телки с матерью паслись на воле
И козочка, любимица всех, Молли.
Был продымлен, весь в саже, дом курной,
Но пуст очаг был, и ломоть сухой
Ей запивать водою приходилось —
Ведь разносолов в доме не водилось.
Равно как пища, скуден был наряд.
От объеденья животы болят —
Она ж постом здоровье укрепила,
Работой постоянной закалила
Себя от хвори: в праздник поплясать
Подагра не могла ей помешать.
И устали в труде она не знала.
Ей апоплексия не угрожала:
Стаканчика не выпила она
Ни белого, ни красного вина.
А стол вдовы был часто впору нищим,
Лишь черное да белое шло в пищу:
Все грубый хлеб да молоко, а сала
Иль хоть яиц нечасто ей хватало.
Коровницей та женщина была
И, не печалясь, с дочерьми жила.[246]

Если жизнь этой доброй старой женщины служила посрамлению роскоши сильных мира сего, то и жизнь сильных мира сего бросает иронический отсвет на образ жизни старухи вдовы. Терпение, простота и неприхотливость похвальны, но у вдовы ведь нет выбора, ибо «какой в хозяйстве у вдовы доход?». Ей не нужны пряные соусы, от которых «животы болят», потому что нет у нее на столе изысканных мясных блюд, которым они могли бы послужить лакомой приправой, – «ведь разносолов в доме не водилось». В том же духе Чосер продолжает рисовать портрет вдовы-крестьянки, лукаво подтрунивая над бедными и над богатыми, но неизменно сохраняя уважительный тон. В ту пору, когда придворные – современники Чосера начинали придавать чрезмерно большое значение вопросу о том, когда следует пить красное вино, а когда белое, старуха вдова благоразумно не пьет никакого вина – потому что его у нее нет. И в то время как жизнь в роскоши чревата подагрой, лишающей богача возможности «в праздник поплясать», простые богобоязненные крестьяне не болеют подагрой – впрочем, если подагра и не могла им помешать пуститься в пляс, они все равно не плясали, считая это занятие греховным. Так же тепло, с любовью и юмором, искусной и уверенной рукой написаны все прочие портреты сельских жителей, созданные Чосером на рубеже 80-х и 90-х годов. Одно из преимуществ жизни в Кенте, безусловно, заключалось в том, что она снабдила Чосера богатым новым материалом.

Работа в Гринвиче имела для Чосера и еще одно преимущество. Хотя он состоял на службе у короля, всю свою жизнь он в более глубоком смысле был служителем королевы. Он служил графине Ольстерской, королеве Филиппе, Бланш Ланкастер, отчасти и Алисе Перрерс. Теперь, в середине 80-х годов, он довольно регулярно прислуживал королеве Анне, которую по меньшей мере один раз с любовью упомянул в «Троиле и Хризеиде» и для развлечения которой писал в ту пору «Легенду о добрых женщинах» и начал писать «Кентерберийские рассказы». Вероятно, он более или менее регулярно читал ей свои произведения, как это изображено на фронтисписе одного из списков «Троила», и, по-видимому, сопровождал королеву Анну в ее путешествии в Уоллингфордский замок, где она гостила в июле и августе 1385 года у принцессы Иоанны. Обе женщины относились друг к другу с большой любовью, а Иоанна была теперь слишком больна, чтобы поехать в гости к Анне, как она делала это прежде. Обеим Чосер, согласно общепринятой трактовке, адресовал комплименты в прологе к «Легенде».