Жизнь Иисуса

По еврейскому обычаю в начале каждой трапезы хозяин дома берет хлеб, с молитвой благословляет его, преломляет и предлагает каждому из присутствующих за столом. Таким же способом происходило и освящение вина[553]. У ессеев и терапевтов священная трапеза уже составляла важный обряд и получила то развитие, которое приобрела впоследствии и христианская вечеря [554]. Участие в разделе хлеба рассматривалось как взаимная связь между всеми участниками, причастие их к союзу (Деян.2:46; 20:7,11; 1 Кор.10:16-18). Иисус в этом отношении выражался в крайне энергичных словах, которые впоследствии были приняты буквально. Иисус был в одно и то же время крайним идеалистом в понятиях и крайним материалистом в выражениях. Желая внушить ту мысль, что верующий живет им, что сам он, Иисус, всецело (всей душой, кровью и телом) составляет жизнь верующего, он говорил своим ученикам: «Я есмь ваша пища», и эта фраза, переделанная в образный стиль, превратилась в положение: «Плоть моя – ваш хлеб, кровь моя – ваше питие». Затем способ выражаться, усвоенный Иисусом, заводит его еще дальше, и за столом, указывая на пищу, он говорит: «Вот я», а взявшись за хлеб: «Сие есть тело мое», и за вино: «Сия есть кровь моя». Все это тот же образный способ выражения одной и той же мысли: «Я есмь ваша пища».

Этот мистический обряд получил важное значение еще при жизни Иисуса. Он был установлен, вероятно, задолго до последнего путешествия его в Иерусалим и был скорее результатом общего учения, нежели отдельного определенного акта. После смерти Иисуса он превратился в великий символ христианского общения (Деян.2:42,46) и самое установление его было связано с одним из торжественнейших моментов в жизни Спасителя. В акте освящения хлеба и вина желали видеть достопамятное прощание Иисуса со своими учениками в момент, когда он оставлял жизнь[555]. В самом таинстве усматривали возобновление общения с самим Иисусом (1 Кор.10:16). Чисто спиритуалистическая идея о присутствии душ, которая была одной из наиболее свойственных учителю, под влиянием которой он говорил, например, что сам присутствует среди своих учеников, когда они собираются во имя его (Мф.18:20), облегчало такого рода толкование. Мы уже говорили, что Иисус никогда не имел определенного мнения о том, что дается индивидуальностью. В той степени экзальтации, до которой он дошел, идея у него преобладала над всем остальным до такой степени, что тело не ставилось ни во что. Те, кто любят друг друга, кто живет друг другом, составляют одно целое; следовательно, могут ли он и его ученики не быть единым? (Ин.12, полностью). Его ученики усвоили такой же способ выражаться (Еф.3:17). Те из них, кто годами жили им, всегда видели его перед собой с хлебом и чашей «в своих святых и досточтимых руках» [556], предающим себя им в пищу. И они вкушали именно его самого в виде хлеба и вина; он стал истинной Пасхой, так как пролитием его крови древняя Пасха отменялась. Нашим точно определенным языком, в котором собственный смысл и метафора всегда должны строго различаться друг от друга, невозможно передать особенности того стиля, существенной чертой которого является присвоение полной реальности метафоре или, вернее сказать, идее.

Глава XIX. Возрастание энтузиазма и экзальтации

Совершенно ясно, что подобное религиозное сообщество, основанное исключительно на ожидании Царства Божия, должно было само по себе представляться далеко не совершенным. Все первое поколение христиан жило ожиданием и мечтами. Накануне конца мира считалось бесцельным все, что служит только к продлению существующего. Собственность была запрещена (Мф.19:21; Лк.14:33; Деян.4:32 исл.; 5:1-11). Полагалось избегать также всего, что привязывает человека к земному, всего, что отвлекает его мысли от небесного. Хотя многие ученики были женаты, тем не менее все вновь вступавшие в секту, по-видимому, не женились (Мф.19:10 и сл.; Лк.23:29 и сл.). Предпочиталось безбрачие; даже людям, состоявшим в браке, предлагалось воздержание[557]. Казалось, был такой момент, когда учитель одобрял поступок тех, которые увечили себя ради Царства Божия (Мф.19:12). В этом отношении он был только последователен, исходя из принципа: