Жизнь Исуса Христа

Вот дело Божие. чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал. Но какое же Ты дашь знамение, возразили они Ему, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Что Ты делаешь? Отцы их ели в пустыне манну, которую Давид называет хлебом небесным. Вывод был ясен. Моисей дал манну с небес; Иисус недавно, как они намекали, дал только ячменный земной хлеб. Но если бы Он был истинным Мессией, то не предоставил ли бы им, согласно их народных легенд, богатства и владычества; не накормил ли бы их гранатами из садов эдемских, не напоил ли бы их из виноградника красных вин, не насытил ли бы их мясом бегемота и левиафана и громадной птицы бар-юхны? Но с тем вместе ужели они из этого же самого приводимого ими псалма[338] не могли научиться, насколько дурно и бесполезно было бы для них же самих, если бы Иисус дал им манну, которую они со своим грубым способом придерживаться буквы Писания предполагают пищей ангелов? Разве в этом же самом псалме Давид не доказал им, что ниспослание такого благословения только увеличило их требовательную жадность, что и прежде и после, во все времена, эта исполненная с гневом милость для удовлетворения похотей их сердец была так далека от водворения в них веры и смирения, что они постоянно только умножали грехи свои, постоянно прогневляли милосердие Божие? Не доказывала ли положительно вся прошедшая история их народа, что вера должна утверждаться на более прочных основаниях, нежели знамения и чудеса, и что грубое сердце неверующего может быть смягчено скорее благороднейшими движениями души, нежели удивлением попеременно то простертой с благодеяниями, то наказующей могучей десницей Божией?

Но Иисус повел их потом в высшие пределы, чем исторические убеждения. Он рассказал им, что манна, только в метафорическом смысле называется небесным хлебом, а что Отец Его, истинный податель всего, подает им хлеб истинный, — хлеб Божий, который нисходит с небеси и дает жизнь миру.

Но ум их не мог отделиться от материальных образов надежды их не могли расстаться с материальными благами. Они настолько же усердно стали просить у Него небесного хлеба, как некогда самарянка просила воды, могущей истребить навеки жажду: Господи! подавай нам всегда такой хлеб.

Иисус отвечал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать и верующий в Меня не будет жаждать никогда, и затем стал доказывать, что Он пришел исполнить волю Отца, а воля Его состоит в том, чтобы всякий пришедший к Сыну получил жизнь вечную.

Тогда раздался опять злобный ропот, но уже не из среды необразованной черни, а из среды прежних противников, властей иудейских: как смеет Он говорить, что сошел с небес? Как смеет называть себя хлебом жизни? Разве это не Иисус, сын Иосифа, Назаретского плотника.

Иисус не слыхал доселе этого ропота относительно Его предполагаемого родства и места рождения, — ропота, выразившегося обнаружением толпам высокой истины Его земного происхождения. Он не требовал для Себя равного достоинства с Богом. Он не торопился предъявлять свое право на Божественность и не требовал поклонения, которое прилично Божеству. Он желал, чтобы блеск Его Божественной природы посредством слов и деяний Его просвещал человека постепенно, не так, как свет солнца в полдень, а тихо, как рассвет утренний.

Но Он отвечал на ропот, как это делывал прежде, более сильным, более полным и более ясным заявлением истины, которую они отрицали. Так поступил он с Никодимом; так учил женщину самарянку; так отвечал ученым в храме, когда они взводили на Него обвинение в нарушении субботы. Но робкий раввин и заблудшая самарянка имели достаточно веры и честности, чтобы углубиться в Его слова, смиренно собрать свои мысли и таким образом дать возможность руководить себя к истине. Не таковы были теперешние слушатели. Бог призывал их ко Христу, но они отвергли эту милость Божию с тем, чтобы никогда не возвращаться к тому. Когда Иисус сказал им, что манна не была жизнеподательным веществом, потому что отцы их ели ее и все-таки умерли, но что Он сам ест хлеб жизни, от которого вкушающий будет жить вовеки; когда Он прибавил, Что этот хлеб есть Его тело, которое он отдаст для оживления мира, — тогда, вместо того чтобы отыскивать прямое значение такой глубокой истины, они подвергли Его слова разбору и вращались около одного вопроса: как Он может дать нам есть плоть свою?