Жизнь Исуса Христа

Среди темноты ночи, изливая сильный свет на горную зелень, сияло прославленное лице Спасителя. Возле Него, в тех же самых световых волнах славы, стояли два почтенных старца, в которых они узнали или о которых услыхали, что это были Моисей и Илия. Троица эта говорила друг с другом в тишине о предстоящей кончине в Иерусалиме, о которой апостолы только что предварены были Христом.

Когда же блестящее видение стало меркнуть и величественные посетители готовы были удалиться, когда сам Господь вошел с ними в осенившее их сияние, — изумленный, пораженный и восхищенный Петр, опасаясь скорого их удаления, не зная что сказать, не зная, что Голгофа представит бесконечно высшее зрелище, не зная, что теперь исполнены «закон и пророчества», не вполне понимая, что Спаситель невыразимо выше Синайского пророка и Кармильского мстителя, воскликнул: Наставник! хорошо нам здесь быть, сделаем три кущи, одну Тебе, одну Моисею и одну Илии. Но не Петрово дело было устраивать вселенную для своего удовольствия. Ему надо было научиться, что мысль голгофская выше мысли Фаворской. Не в облаке славы, не в огненной колеснице, не между Моисеем и Илиею должен уйти от них Иисус, но с руками, простертыми в муках на позорном кресте, между двумя разбойниками, которые будут распяты с Ним по ту и по другую сторону. На эти неосновательные речи Петра не последовало никакого ответа, но, когда он говорил, облако, — не темное как на Синае, но светлое, — осенило их и голос из него высказал: Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте. Все три апостола упали на землю и скрыли в траве лица свои. Когда же, опамятовавшись от поразившего их величественного звука голоса и объявшего их света, они подняли глаза свои, осмотрелись кругом, то все уже исчезло. Не стало ни светлого облака, ни ясного как свет молнии лица, ни белой как снег одежды. Они остались опять одни с Иисусом, и только звезды своим спокойным светом освещали высокие горные скаты.

Им страшно было встать и даже пошевелиться, но Иисус, — Учитель их, — подошел, прикоснулся к ним и сказал: встаньте и не бойтесь.

Вместе с рассветом они стали сходить с холма, но Иисус запретил им кому-либо рассказывать о событии, пока Он не воскреснет из мертвых. Видение было только для них и затаено ими в глубине их сердец в полном молчании. Рассказать об нем другим апостолам значило бы возбудить в тех зависть и удовлетворить своему себялюбию. До воскресения это событие не имело никакого значения для утверждения в вере и могло бы только затемнить понятие о том, в чем состоит дело Спасителя на земле. Они сдержали Христово повеление, но никак не могли составить себе ясного понятия относительно Его намека о воскресении, а только спрашивали один у другого: что значит воскреснуть из мертвых? Другой серьезный вопрос теснился в их умы. Они видели Илию и познали яснее, что Учитель их есть Христос. Но ведь и книжники говорят, что сначала должен прийти Илия и обновить все: не имеют ли они действительно поддержки в пророчестве Малахии?[415] тогда Спаситель кратко доказал им, что Илия пришел, не был узнан и подвергнут народом той же самой судьбе, которая вскоре свершится над Тем, о ком он возвещал. Тогда-то апостолы поняли, что Он говорил им об Иоанне Крестителе.

ГЛАВА XXXVII Беснующийся отрок

Контраст между миром, славою, небесным общением на горе и смятением, бешенством и неверием, которые встретили Ииусуса и апостолов, когда они спустились на уровень человеческой жизни, поражает воображение каждого читателя Евангелия[416]. Эту картину небесного спокойствия и земных смут изобразила и обессмертила кисть Рафаэля.

Во время их отсутствия совершилось событие, которое привело прочих учеников в испуг и смущение. Толпа народа с книжниками во главе, приставая со спорами и шумными возгласами, теснила небольшую группу избранных друзей Христовых.

Но в этот самый момент народ завидел Иисуса. Его вид, Его необыкновенное величие, Его лучезарный взор исполнял благоговейного к нему чувства окружающих, и народ бросился Его приветствовать. О чем спорите с ними? спросил Он спокойно у книжников. Но, с одной стороны, книжникам стыдно было признаться в своих действиях, с другой — ученики Иисусовы глубоко сознавали свое маловерие и неудачу, чтобы осмелиться отвечать. Тоща выделился из толпы человек, который, преклонив колени пред Иисусом, вскричал громким голосом, что он отец единственного сына, в котором демонское влияние проявляется падучей болезнью, сопровождаемою в самых сильных ее припадках немотою, атрофией и манией самоубийства. Он принес несчастного страдальца к ученикам для изгнания злого духа, и их неудача вызвала несмешки книжников.