Жизнь Изамбарда Брюнеля, как бы он рассказал ее сам

Да, я помню тот день… Темза собралась с силами – и обрушила на нас мощный удар, с последствиями которого мы боролись почти две недели.

Началось с того, что я получил сообщение, что на номер 9 сверху льется вода. Сказать, что оно меня встревожило, это ничего не сказать. Примчавшись к щиту, я обнаружил чрезвычайно неприятное и опасное состояние всего дела. В нескольких ячейках грунт быстро размягчался, превращаясь во что-то вроде разжиженного ила, какой при купании можешь зачерпнуть ладонью, если донырнешь до дна.

Картина меня ужаснула. Я приказал как можно скорее начать забивать в стыки накладок пучки пеньки. Когда ее ушло мешка четыре или пять, поступление воды немного умерилось – теперь она лишь кое-где сочилась небольшими струйками, и рабочие продолжали ликвидировать протечки с помощью пеньковых затычек.

Я торчал там всю ночь и не хотел уходить, но отец настоял, чтобы я все же отвел пару часов на отдых.

Вернувшись утром, я обнаружил, что характер протечек несколько изменился. Глина, поначалу размягчившаяся под действием воды и начавшая было плыть (всю ночь перед глазами стояла последняя картина, которую я увижу: прорыв, мощный поток, с ревом заливающий пространство туннеля, чтобы лишить нас жизни), постепенно загустела. Часов через десять она приобрела консистенцию пусть пока еще пластичного, но все же плотного рыхлого теста: оно покрыло накладки, закупорило все дыры и защитило нас от дальнейшего просачивания грязи и воды.

Ночь прошла более или менее благополучно, и я даже стал думать, что те восемь или девять футов грунта, что отделяют нас от течения струящейся над нами воды, являются для нее серьезной преградой, с которой она ничего не сможет поделать. Мы приятно поговорили с Коллинзом, который не уставал возносить хвалу отцу как изобретателю щита. Выяснилось, что он принимал участие в проекте Тревитика в качестве одного из инженеров. По его словам, поначалу все шло гладко. Корнуоллские горняки знают свое дело: они энергично занимались проходкой и очень большое внимание уделяли крепежу. Однако это была обычная шахтная крепь – система вертикальных столбов, упирающихся в доски, что положены на пол и свод туннеля. Тревитик не посчитал нужным по мере проходки тут же обкладывать стены туннеля кирпичом. Поэтому когда начались первые протечки, то борьба с ними оказалась безуспешной и даже, казалось, приводила только к их увеличению: вода сочилась на все большем пространстве свода, и справиться с этой напастью не было никакой возможности. В конце концов строители были вынуждены в катастрофической спешке, побросав инструменты, покинуть поле битвы, готовое стать их могилой…

Но я рано успокоился. Вода снова начала прибывать. Кто-то высказал предположение, что это, скорее всего, не речная вода – это вода какого-то водоносного пласта, который мы нарушили своей проходкой. Но та вода или другая – это все равно вода, и захлебнуться ею одинаково просто… Снова в ход пошла пенька, снова мы отчаянно сражались с протечками, и если сказать «сражались так отчаянно, будто речь шла о самой жизни», это не будет чрезмерным преувеличением. Несмотря на наши усилия, положение становилось все хуже – но волшебство разумной деятельности приносило свои плоды: мы знали, что делаем, и знали, что должны делать, принимая все возможные меры, чтобы в конце концов одержать победу. Ночь всегда красит окружающее в еще более мрачные тона, чем ты видел днем. Ночами все казалось совсем плохо. Однако люди оставались так спокойны, словно им ничто не угрожало, кроме пустяковой опасности замочить одежду или забрызгаться грязью. Некоторые даже спокойно спали, развалившись в нижних ячейках.

К 14 сентября стало ясно, что мы справились. Все без исключения приложили огромные усилия. Самое главное – оставались спокойными и уверенными. Я не покидал ячеек и лишь время от времени ложился отдохнуть. (Отец каждый вечер уезжал домой, перед тем всякий раз тщетно попытавшись уговорить меня составить ему компанию, – я не появлялся дома почти неделю.)

Да, к вечеру 14-го было уже намного лучше. Тем не менее ситуация оставалась критической: каждую минуту Темза могла пойти на новый приступ. Мы осторожно продолжали работу – и ждали, ждали, ждали… но ничего не происходило.

Еще через день я с легким сердцем смог сказать кому-то: «Ну и неделька выдалась!» – потому что все осталось позади: опасности больше не было, вода ушла, работа постепенно набрала темп и весьма и весьма удовлетворительно.

Вот снова кое-что со страниц дневника моего отца.