Жизнь как год

Раздается музыка марша. Я знаю, что такое марш. Это когда громко играют трубы. Доски пола сотрясаются под тяжелыми шагами. И вот, отведя в сторону занавеску, на поляну выходит дед Мороз.

Вот я и увидел его! Вот я и увидел деда Мороза!

Он большой-большой! Он в белой шубе и белой шапке, с белой бородой и усами. Все на нем сверкает. И мешок лежит у его ног. Но мне он кажется подозрительно пустым. Да ведь мне и не нужно большого подарка, мне бы карандаш или резинку. Да мне бы хоть что, лишь бы это был _подарок_.

Дед Мороз кряхтит, вздыхает, отворачивает глаза. Щеки его краснеют.

– Вот дела-то, – говорит он. И я слышу огорчение в его голосе.

А рядом с ним вдруг появляется девчонка, тоже вся в белом, с длинной белой косой до пола. Они хитро переглядываются с дедом Морозом и начинают дурачиться. Это почему-то кажется мне подозрительным. Но уже дурачатся все. И я не хочу от них отставать. Вот только мне очень жарко.

А девчонка-то ведь – Снегурочка! Никто не говорит мне этого, но я догадываюсь сам.

Мы снова кружимся вокруг елки, топчем ногами пустой мешок. Пустой... Пустой! Но, может быть, в нем хоть что-нибудь да есть? Я ведь не могу почувствовать этого, наступая на мешок подшитыми в два слоя катанками.

А они словно назло стараются отвлечь меня.

Но ведь так долго продолжаться не может!

И вот дед Мороз начинает рыться в мешке. Он роется долго и старательно. Он ничего не может найти в нем. Это видно по его растерянным глазам, которые он отводит от меня.

А я знаю, что он уже раздарил все подарки в Новый год. А Новый год уже прошел. Я просто опоздал! Я все понимаю и ничего не хочу понимать.

Снегурочка подбегает к тому странному зверю с почтовой сумкой на животе. Мордашка маленького зверька исчезает. А белая-белая девчонка достает из сумки листок и протягивает его мне. Я уже видел такие листки. Это похоронка. Я не знаю, что такое похоронка. Но когда ее кому-нибудь приносят, все плачут. А я не хочу, чтобы все плакали. Я не хочу, чтобы все плакали, особенно взрослые. Уж очень страшно они плачут. Я рву ненавистную бумажку и плачу сам. Снегурочка подает мне другую, точно такую же. Я рву и рву! Она подает мне целую горсть. Да сколько же их там, в этой бездонной сумке?! Я рву, рву и рву! Я уже не плачу. Мне некогда. Плачет Снегурочка. И льдинки падают из ее глаз. Я рву и бросаю. И клочки похоронок кружатся и никак не могут упасть на ватный снег. Они кружатся все быстрее, быстрее, превращаясь в настоящий снег. Ветер, бешеный, злой, крутит снежный вихрь из похоронок, ломает все вокруг, обрывает ветви елок, бросает вниз хрустальные украшения. Дед Мороз успевает схватить одну из сосулек и сует ее мне в руки, как-то украдкой, чтобы никто не заметил. Это, наверное, подарок. Подарок...

Я прячу подарок за пазуху, вталкиваю сосульку под ватник, с трудом, потому что мне сейчас не расстегнуть пуговицу.

Мне жарко.

Дед Мороз подхватывает меня на руки. Ветер срывает с него бороду и усы. И на сказочных зверях уже нет сказочных костюмов. Они тоже в ватниках и стеганых штанах, в завязанных под подбородком шапках. Они идут, идут тесно, чуть ли не прижавшись друг к другу. Иногда останавливаются и о чем-то спорят и показывают рукой вперед или в сторону, а потом снова идут. Меня во что-то заворачивают, но мне и так жарко. Я лечу, я падаю, я исчезаю. Потом снова появляюсь, замечаю, что на брате нет ватника. Ему тоже жарко, радостно, думаю я. Они кричат что-то друг другу, но мне сквозь вой ветра ничего не разобрать.

А потом я вижу печку, нашу печку, вокруг которой можно ходить, потому что она посреди избы. Вижу восторженные глаза сестренки. Она-то знает, что я был в сказке. И почему причитает бабушка? Мама раздевает меня. Я так редко вижу ее. В глазах у нее что-то такое... Что-то такое... Я не знаю – что. Но мне приходит в голову, что это и радость, и горе. Вместе. Я никогда так не думал. Это впервые. Радость-горе. Они что-то говорят. Трут меня, дают выпить что-то обжигающее. Я уже начинаю понимать их. Мне что-то втолковывают, повторяют, показывают листок с написанными на нем вкривь и вкось буквами.

И вдруг до меня доходит. Так вот в чем дело! Мы получили письмо от отца. Он теперь у нас однорукий! И такая радость в глазах мамы. Еще бы! У нас теперь однорукий отец! Он в каком-то госпитале. Но это не очень ясно. Главное, что он однорукий. Приходят какие-то женщины. Шепчутся, плачут, обнимаются, ревут. Я же вижу, что они поздравляют маму. А сами плачут. И она тоже плачет. А в глазах то самое радость-горе.

Я требую отдать мне мою сосульку. Мой подарок! Они сейчас на все согласны. Но сосулька холодная, а я, оказывается, чуть не замерз. Я смеюсь. Они пугаются моего смеха.

– У меня однорукий отец! – кричу я. – Я был в сказке! Дед Мороз подарил мне сосульку! Мы со Снегурочкой сделали снежный вихрь из похоронок!

Они отдают мне сосульку. Она не тает, хотя и холодная как лед. Я прячу ее под одеяло. Я сам с головой накрываюсь одеялом. Я чувствую, как на меня наваливают еще что-то теплое и тяжелое.

Мне жарко.