Жизнь как год

Да и никто ничего не понимает. Неважно. Главное – я говорю.

– Да ты, поди, и плясать можешь?

– Ты можешь шею повернуть?

– Шею повернуть?

– Нельзя, – кричит врач. – Да как это повернуть? Вы что-нибудь смыслите в медицине?

– А вот так, – говорит товарищ с работы. – А вот так! – И начинает крутить шеей, вправо, влево, вверх, вниз. Ух и старается! У него, наверное, даже мышцы заболели от такого верчения.

– Пожалуйста! – уже умоляет врач. – Не беспокоите больного. Не волнуйте!

– Пожалуйста, – говорю я. – Повернуть шею?

Я верчу шеей вправо и влево, верчу энергично, как только что мой товарищ. А у него глаза на лоб вылезли от удивления. От удивления и какой-то натуги. Он окаменел. Потом какая-то мысль мелькает в его глазах. Он что-то нашел в своей памяти.

– Вот черт! – говорит он. – Опять шейный радикулит схватил. Полгода не беспокоил.

– Конечно, – говорит кто-то, – ты так крутил шеей, что и сломать ее было недолго.

– Да, да, – соглашается он. – Вот черт!

Он чуть отходит в сторону, нелепый со своей негнущейся шеей. Я осматриваю сразу ставшую непохожей палату, одеяло, под которым спрятано мое тело, тело которое как будто и не принадлежит мне. Две неподвижных руки, вытянутые вдоль него. Друзья перехватывают мой взгляд.

– Руку! Руку! Ты можешь согнуть руку!

Нет, я не могу. Я просто забыл, как это делается.

– Смотри-ка! Вот как это делается. – Один из родственников с силой сжимает руку в локте. Даже пиджак и халат не могут скрыть, как бугром выпирают его мускулы.

Он так и замирает с согнутой рукой.

Потому что, потому что… я тоже сгибаю руку. Правда, бугор мускулов у меня поменьше.

Я кое-что начинаю понимать. Во мне еще нет ни испуга, ни радости. Просто, я начинаю что-то понимать.

– Радикулит? – беспечно спрашиваю я.

– Свело… – еле выговаривает он.

– Бывает, – соглашаюсь я, и рука моя бессильно падает на одеяло.

Родственник трет только что в судороге сведенные мускулы, кусает губы.

– Это у тебя от перевозбуждения, – успокаиваю его я. – Ты не волнуйся.

Все слова их. У меня нет ни одного своего слова. Но их слов у меня уже набралось много. Я могу свободно разговаривать на не слишком специальные темы.

– Вы можете это проделать еще раз? – спрашивает врач.

– Нет, не могу.

– Но ведь только что…

– Я забыл.

– Разработается! – уверенно говорит кто-то. – Массаж. Тренировка.

– Да, да, – подхватываю я, – массаж и тренировка.

Я не хочу больше двигать рукой. А как радостно было движение!

Все испуганно молчат. И каждый, наверняка, думает, что виноват именно он.

А я сам? Убедился ли я в чем-нибудь? Догадался ли кто другой? Ведь если догадался хоть один, они от меня не отстанут. Они заставят меня, убедят. А я не… Шея снова не слушается меня. Вернее, слушается чуть-чуть, чтобы они все же видели, что я могу совершать движения, что я владею своим телом.

Я взял слишком много. Сразу. Я начинаю специальный разговор. Иногда мне не хватает слов, но они помогают. И все равно мне трудно говорить.

– Что это за больница?

Первая городская.

– На улице, наверное, гололед?

Нет. Сейчас нет. Почти каждый день идет снег, а вот на праздники был такой страшный гололед!

– Скорая, наверное, едва успевала? Ушибы, переломы?

Переломов, действительно, много.

– Есть, наверное, и такие, что лежат с ног до головы… загипсованные?

Да, конечно. Травм в этом месяце очень много.

Ясно. Ты, которого я не вижу, отдай мне на время какое-нибудь микродвижение. Шевеление пальца. Сжимание кулака. Сгибание руки в локте. Пожимание плечами.

Дайте мне в долг! Ведь ты загипсован с ног до головы. Что тебе стоит? Согласен?

Он согласен, потому что даже не подозревает, что у него крадут. Я не все сразу. Я помаленечку. Ну, подумаешь, онемел у тебя палец на ноге. Тебе же ведь сейчас не ходить, не плясать.

И слова. Почему только у этих, что стоят возле моей кровати? У всех. По буковке, по звуку. Никто ничего и не заметил. Я знал картавого, который даже не подозревал, что он картавый. А дальтоники? Разве бы они знали о своем неправильном восприятии цвета, если бы им на это специально не указали?

Ну подумаешь. У тебя поболит колено. Так ведь я не навсегда. Я на пять минут, на секунду, на миг. На микромиг у каждого, так что никто ничего и не заметит.

– Да я уже здоров! – весело говорю я.

А кто-то не смог встать.

Я отшвыриваю прочь одеяло, уверенно свешиваю ноги с кровати, встаю, оправляю на себе пижаму.

– Ну что, может, вам сплясать что-нибудь?

Они, конечно, остолбенели. Особенно врач. А я иду вприсядку, да так, как никогда и не умел. Я вообще не умел плясать. Я многого не умел. А теперь все смогу!

Я выйду на площадь и возьму у людей по маленькой, маленькой частичке их движений, по одному звуку.

Никто ничего и не заметит. Я буду не такой, как прежде. Я смогу поднимать штангу рекордного для нашего города веса. Я ведь на минутку возьму силу и спортивную технику у какого-нибудь чемпиона. А если мне попадется тяжеловес, то уж в своей-то весовой категории я толкну непостижимый вес. Да только мне это ни к чему. Зачем? Мне бы ходить, видеть, слышать. Мне бы дышать. Мне бы просто жить…