Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична

Или в овощном, скажем. Ну разве смолчишь, когда тебе в сумку редиску ссыпают из пластмассовой миски, мало того, что каждая редиска толстым слоем глины облеплена, так из этой миски в твою сумку граммов шестьсот земли всыпают. Тоже, конечно, человек обидеться может…

Но в булочной, да еще самообслуживания подобное исключено. Пришел, взял хлеб, получил по талону сахар, купил что-нибудь к чаю и — до свидания. Ну что может случиться в булочной?

…В третий раз я обходила лотки с хлебом, «тыкая» во все подряд батоны железной ложечкой в надежде наткнуться на свежий. Я знала, что теперь эти мудрецы из хлебного делают такие фокусы: смешивают вчерашний, позавчерашний и сегодняшний. Вот и ищи, как грибы в лесу, этот мягкий хлеб…

Мягкого я так и не нашла. Он весь был такой, что им можно было гвозди заколачивать. Я чувствовала, как во мне постепенно растет волна раздражения. В зале никого не было, кроме кассира при выходе из булочной, поэтому я, очень сдержанно, во избежание конфликта, спросила у нее:

— Не скажете, почему хлеб такой черствый, как камень?

Она взглянула на меня так, будто я убила ее детей и сожгла ее дом.

— А я что, делаю его?!

— Ну, а все-таки?

— Ночной!!! — ей явно хотелось добавить в мой адрес еще что-нибудь эдакое… но она обиженно поджала тонкие губы и отвернулась от меня.

«Опять этот „ночной“! Вот идиотизм! Почему же его надо печь и привозить ночью, а не утром!» — подумала я, а вслух сказала: — Но его же не угрызешь! — и пожалела о том, что так «разговорилась».

В свой, ставший уже традиционным у нас ответ: «Не нравится — не берите!» — кассир вложила столько сердца и эмоций, что я сделала вид, что меня это не касается и, повернувшись к ней спиной, опять стала стучать железной ложечкой по хлебу.

Стоявшая рядом со мной высокая, дородная дама с черными усами, которая так же, как и я, стучала железной ложечкой по каменному хлебу, резко повернулась в сторону кассира и низким, грудным голосом спросила ее:

— Почему вы мне грубите? Я, по-моему, молчу…

Кассир от неожиданности подпрыгнула на стуле.

— Во дают! Совсем оборзели! Да нужны вы мне, как прошлогодний снег! Да видела я вас… Да кто вас трогает?!

Назревал скандал, который предотвратила своим появлением в зале дама в белом халате. Она вошла походкой королевы, держа руки в карманах и откинув назад голову с высокой и сильно взбитой залакированной копной белых, пергидрольных волос. В ушах у нее сверкали и блестели крупные белые камни.

— Торта! Трехрублевые! — объявила она кассиру. — Возле кассы пусть контейнер поставят! — дав ц.у., она также царственно, ни на кого не глядя, удалилась.

Из подсобного помещения послышалась до боли родная и близкая русская речь. Показавшиеся два рослых, сомнительно трезвых уже с утра грузчика вывозили контейнер с тортами. Они катили по залу железную клетку с белыми скучными коробками с видом благодетелей. Покупатели в зале оживились. Некоторые пристроились к ним и сопровождали их до места назначения.

Интеллигентная пожилая женщина в смешной, старомодной шляпке, бедно, но опрятно одетая, учтиво поинтересовалась:

— Извините за беспокойство, молодой человек, — обратилась она к одному из грузчиков, здоровенному, небритому детине лет 55, — вы не будете так любезны сказать, какие тортики?

— Трехрублевые… — буркнул он.

— Меня интересует название, а не цена, — она ближе подошла к грузчику.

— А я откуда знаю! На коробке написано, читайте! — грубо ответил он, выгружая коробки из контейнера на прилавок.

— Но я, к сожалению, не вижу без очков, — не отступала старушка.

— А я что, должен очки вам купить?

— Ну зачем же купить? Я просто забыла взять их с собой. А вы, работая в этом отделе, должны знать, какие тортики поступили в продажу!

Грузчику это явно не понравилось. Он, не поворачиваясь, через плечо оглядел ее с головы до ног.

— Слушай, ты, «шляпка»! Ты чего прицепилась? Чего ты выступаешь? Тебе что, дома поговорить не с кем, что ты с утра пораньше права качаешь, карга старая?!

Интеллигентная старушка опешила. Она никак не ожидала такого исхода диалога. Не пожелав, однако, простить публичного оскорбления своему обидчику, она, мгновенно перебрав в своем словарном запасе все ругательные слова, какие знала, вдруг неожиданно громко, на весь магазин, выкрикнула в спину уходящему грузчику:

— Козел!

Спина грузчика вздрогнула, как будто от сильного удара. Он на минуту замер, втянув голову в плечи, затем, развернувшись на 180 градусов, молча стал двигаться к старушке.

Она, маленькая и худенькая, застыла на месте и, словно загипнотизированная, широко открытыми глазами смотрела на грузчика, как кролик на удава. Он медленно подошел к ней вплотную, подумал, глядя на нее сверху вниз, чтобы с ней такое сделать, затем своими огромными, грязными ручищами взял за поля шляпки и с силой натянул ее на глаза старушке…