Жизнь как на ладони. Книга 1

От такого известия у Тимошки земля ушла из-под ног: дядя Петя сейчас болен, лежит в бреду, не пивши, не евши, а он, Тимошка, ничем не может ему помочь. А вдруг дядя Петя уже умер? От такой ужасной мысли у Тимки даже голова закружилась. Нет! Этого не может случиться! Господь не допустит, чтобы он стал сиротой ещё раз и снова из-за этой проклятой холеры! Дядя Петя должен обязательно поправиться, ну что ему стоит, ведь он доктор.

Мальчик почувствовал, как сзади его мягко обняли чьи-то ласковые руки, и понял, что его жалеет Танюша, которая сквозь пелену своего безмолвия смогла ощутить его отчаяние.

– Юрий Львович сегодня будет телефонировать в канцелярию генерал-губернатора и постарается узнать все подробности, – пообещала Нина Павловна, – нам надо немного подождать.

Легко сказать «подождать»! Часы ожидания, казалось, никогда не закончатся. Сначала Тимошка без дела слонялся из комнаты в комнату, изредка поглядывая на притихшую Зиночку. Потом попросил кухарку Нюшу поручить ему почистить картошку и долго скоблил тупым ножом свежие лохматые клубешки нового урожая. Каждой картофелине он придумывал своё имя и с каждой разговаривал о своей беде.

– Понимаешь, Катя, – шептал он крутобокому розовому клубню, – холера – это очень плохая болезнь, но фельдшер Яков Силыч мне рассказывал, что её уже умеют лечить.

Картофелина Катя внимательно слушала его, посверкивая чисто вымытыми боками, но не возражала. А картофелина Дуся капризничала и ни за что не хотела чиститься, поэтому Тимошке пришлось взять более острый нож. Когда он выковыривал глазки из картофелины Муси, раздался телефонный звонок. Тимошка молнией выскочил в прихожую, где стоял телефонный аппарат, и схватил телефонную трубку, хотя делать это детям категорически воспрещалось.

– Алё, Нина? – раздался в трубке голос Юрия Львовича.

– Нет, это я, Тимошка, – чуть не плача от волнения, проговорил мальчик и оглянулся на Нину Павловну.

Она дала ему знак рукой: «разговаривай», и он, поощрённый её разрешением, уже более уверенным голосом спросил:

– Юрий Львович, что с дядей Петей?

А потом не удержался и предательски шмыгнул носом.

– Жив, – коротко ответил Юрий Львович, – это всё, что пока удалось узнать.

Тимошка отдал трубку Нине Павловне и, обессиленный, словно из него все косточки вынули, побрёл в свою комнату. Ну как же так? Как дядя Петя мог заболеть? Он же сильный, отменного здоровья! Он сам объяснял, что врачи редко болеют.

Тимошка сел за письменный стол и обхватил руками голову, но напряжение не отпускало его. Он медленно открыл крышку хрустальной чернильницы, обмакнул тонкое пёрышко длинной костяной ручки и стал писать, стараясь выводить буквы как можно ровнее:

Дорогой, любимый батюшка, дядя Петя!

Я люблю тебя и каждую минуточку молю

Бога о твоём драгоценном здравии.

Поправляйся, пожалуйста, дорогой батюшка.

Много раз тебе кланяюсь.

Навсегда твой сын Тимофей Петров.

Он наклонил голову, ещё раз перечитал своё коротенькое послание и решительной рукой добавил к своей фамилии ещё одно слово: «Петров – Мокеев».

Пусть дядя Петя поймёт, как он его почитает. Что бы ни случилось, он, Тимошка, всегда будет ему верным и любящим сыном.

После письма для Петра Сергеевича на душе у Тимошки чуть посветлело, и он решил написать послание ещё и князю Езерскому, раз смешная бабулька Досифея Никандровна взялась переправить его адресату. Он немного подумал, как правильнее начать, переложил лист бумаги поудобнее и написал:

Ваше сиятельство, князь Всеволод Андреевич, дорогой Сева!

Кланяется тебе твой верный друг Тимошка Петров, сын Николаев.

Покорно благодарю тебя за твой подарок – книгу про животных Африки.

Я читаю её каждый день и уже дочитал до жирафа.

У меня большое горе – заболел холерой мой названный батюшка, дядя Петя.

Помолись, пожалуйста, за его здравие.

А ещё сегодня умер мой больной. Он был вор, и у него отрезало поездом ноги.

А ещё я познакомился с бабкой Досифеей Никандровной.

Она принесёт тебе это письмо.

Скучаю по тебе. Храни тебя Господь.

Навсегда твой Тимофей Петров-Мокеев.

Тимошка тщательно промокнул письмо тяжёлым пресс-папье, украшенным медной шишечкой, и удовлетворённо свернул оба письма.