Жизнь как на ладони. Книга 2

Он бегло проверил документы у комиссара Ермаковой и осмотрел машину:

– Будьте внимательны. Постреливают.

– Спасибо, товарищ, за предупреждение, но нам уже недалеко.

Товарищ Клава лихо вскочила в кабину, отдала приказание шофёру, и в этот момент прозвучал выстрел со стороны озера. Шальная пуля, отрикошетив от стоявшего чуть поодаль дома, разорвала парусиновую ткань кузова и с жужжащим звуком толкнула Крысю в спину.

Кристина охнула, расширившимися глазами посмотрела вокруг себя и медленно повалилась на бок…

Время в тюрьме тянулось неимоверно долго, навевая философские мысли о несовершенстве человеческой природы – нестерпимо хотелось есть, пить и согреться, а мысль о чашке горячего чая вызывала резкую боль в пустом желудке. Тимофей спросил у Всеволода, который час, и нахмурился: пять вечера, а про них словно забыли. Особенно страдал от жажды грузный немолодой библиотекарь, хотя и бодрился изо всех сил.

– Как вы думаете, доктор, если я лизну влажную стену, это будет не очень опасно для здоровья? – деликатно поинтересовался он у сокамерника.

Тимофей посмотрел на его серое осунувшееся лицо, запёкшиеся от жажды губы и решительно заколотил в металлическую дверь камеры:

– Эй, кто-нибудь! Принесите нам воды!

Вместо ответа – глухая тишина, прерываемая лишь свистящим дыханием Аполлона Сидоровича.

– Я доктор и требую воды для больного! – снова принялся вызывать часового Тимофей.

Библиотекарь поднял голову, устало посмотрев на тщетные усилия молодого человека, вздохнул и приложил к стене кончик языка:

– Мне кажется, что господа революционеры решили не тратить на нас пули. Видимо, они посчитали, что уморить нас голодом и жаждой гораздо дешевле.

– Сева, что делать? – спросил у брата Тимофей, видя, что все его попытки раздобыть воды не имеют успеха.

– Хочешь, включу сирену? – предложил князь Езерский.

– Пожалуй, подождём. Оставим её как крайнее средство. Я попробую постучать минут через десять, вдруг часовой просто отлучился.

Тимофей вспомнил, что ничем не замаскировал свежевырытый лаз, и торопливо прикрыл его скатанным ковриком, на котором ютился вот уже третьи сутки. И очень своевременно: когда он через несколько минут принялся снова вызывать охранника, дверь легко отворилась. Не заходя в камеру, часовой поставил через порог ведро воды, швырнул кусок засохшего хлеба, а потом втолкнул к ним человека, который кубарем покатился по полу, чуть не сбив с ног кинувшегося к воде Аполлона Сидоровича.

Новый узник перекувырнулся через голову, вскочил, в сердцах плюнул в только что захлопнувшуюся дверь и звонко выкрикнул:

– Темнота тут у вас. Хоть глаз выколи.

Это был низкорослый худой парень с небольшими остренькими глазками, наводившими на мысль о многовековом монголо-татарском иге.

В сгустившемся сумраке замкнутого помещения новичок фертом подошёл к Аполлону Сидоровичу и с размаху хлопнул его по плечу:

– Здорово, братан! Я Васян.

Тимофей даже сквозь тьму увидел, как библиотекарь дёрнулся от неожиданности и растерянно пробасил:

– Сударь, не имею чести быть с вами знакомым.

– Да чего там, господин хороший, не тушуйся, к завтрему будем как родные, чай, в одной камере сидим.

Он поморгал глазами, приноравливаясь к потёмкам, и жизнерадостно повернулся в сторону Тимофея:

– Никак тут ещё сиделец?

Васян подполз к Тимофею и протянул ему руку, оказавшуюся неожиданно мягкой и гладкокожей.

– Васян.

– Доктор Петров-Мокеев, Тимофей Николаевич.

– Чо, правда лекарь? – обрадовался новый сосед.

– Правда.

– Вот здорово! – ликующе провозгласил Васян и многозначительно хихикнул. – Я докторов страсть как люблю. Мне однажды доктор оторванное ухо пришил. Мамка оторвала, а он пришил! Я шибко бедовым мальцом рос! Не верите? Нате, потрогайте!

Он на коленях переполз к Аполлону Сидоровичу и оттопырил своё ухо ему под нос.

– Уверяю вас, я вам верю и сочувствую, господин Васян, – шарахнулся от него библиотекарь.

– То-то же!

Васян пошарил руками вокруг себя, нащупал одну из грязных тряпок, служивших узникам подстилкой, и аккуратно расстелил её в правом углу, попутно заметив, что эти поганые революционеришки могли бы раскошелиться и на матрас.

– Жестковато тут у вас. Я при царе в московской Бутырке сиживал, там нам по два матраса выдавали! Особливо после голодовки, – он похлопал ладонью по подстилке и, сверкнув золотым зубом, панибратски кивнул Аполлону Сидоровичу: – За что сидите, папаша? Обокрали кого, или вообще того? – он выразительно провёл ладонью поперёк горла.

Библиотекарь приосанился и возмущённо уставился на сокамерника:

– Как вы могли такое предположить? Я, милостивый государь, порядочный человек, библиотекарь.

– Да ладно, – протянул Васян, – знаю я вас, порядочных, только вид делаете, что чужого не берёте. А когда никто не видит, мешками тырите. Всяк русский человек халявку любит! В своей библиотеке, небось, книжки за бесплатно читали? Ведь читали, признавайтесь.

– Читал, читаю и, надеюсь, буду читать, как всякий культурный человек, – вступил в перепалку Аполлон Сидорович. – Книги для того и писаны, молодой человек, чтобы их читать!