А потом мне позвонил Сергей. То есть он всё время мне звонил и, только на пару – тройку дней почему-то исчез. После разговора с ним я поняла, жизнь для меня перестала быть такой, как раньше. Не знаю почему рассказ тёти Иры меня не сильно-то и задел, хоть что там тоже хорошего было: две недели безвылазно в переполненных подвалах с младенцем на руках, в ужасе от каждого грюка. Когда смерть зримо ходила над их головами заглядывая по шкафам… Но после Серёжиных новостей меня стало трясти не только от канонады, а ещё больше – от тишины. "Они крадутся", – било меня в дрожь. Я стала бояться и заходить в погреб: "Они нас тут всех…"
Дед посовещался с мамой и отвёз меня обратно в Киев, но уже без кота. Мама тут же ко мне приехала. Серёжа тоже приходил в гости… Мы ему сочувствовали как могли. Кончилось это всё ворохом таблеток, которые мне не очень-то помогали. И – Киев! Муторно такое видеть. Абсолютно безлюдные мартовские улицы родного города.
Мама, которая ещё раньше объявила, что ни за что не уедет, и если город оккупируют, то она тут будет ходить протестовать… То есть ходить к чеченам и рассказывать им своё мнение? Её вера в человеческое слово меня иногда удивляет, наверное я всё же из более циничного поколения.
Короче, мы сели в машину и отправились по трассе Киев – Одесса, и дальше, дальше…
На выезде из Киева на каком-то одном из многочисленных блок-постов мы ждали… Пропускали микроавтобусы "груз 200". Я увидела, как при виде них изменилось лицо мамы, как будто на её осунувшиеся черты накатила ещё бо́льшая сумеречная тень. Мне тоже стало очень нехорошо, началась паническая атака, но мама наверное боковым зрением увидела моё состояние и в этот момент заговорила со мной. Её добрый нежный голос отвлёк.
Про панические атаки я раньше только слышала. Было странно и слегка любопытно: что там внутри них, внутри этих атак. Теперь я знаю – там чудовищный шевелящийся надвигающийся втягивающий мрак. А ты спасаясь от него проваливаешься… Надо успеть схватить себя за руку и давить, давить по точкам… Если успеешь, то мозги не выскочат, и ты на этот раз спасён.
Мы ехали и ехали, границы мелькали. Сначала была Венгерская. Очереди на пропускном почти не было, каких-то часа четыре, не двое суток, как обещали на Польшу. Нам на заправке рассказали как сюда проехать, маленькая таможня. Пока ждали, то я как раз поспала. А потом я уже эти границы не считала. Иногда мы с мамой менялись местами и вела я.
Где-то в Швейцарии мы остановились поменяться местами и… Мы долго смеялись: на дороге валялась гора дисков российских певцов. Да, на обочине в пыли, побиты и потоптаны. Невтерпёж кому-то стало выдержать их наличие в машине, и он не дожидаясь мусорки провёл очищение своего пространства. И вот теперь диски Киркорова, Валерии, Долиной, ещё какие-то сборники – бесповоротно большая придорожная куча.
За границей нас всё время пытались бесплатно накормить. Одна грузинка, когда узнала, что мы из Киева – даже расплакалась и предложила нам свои билеты на транспорт, чтоб хоть что-то нам дать. Было чудно́ и странно, ведь мы – не нищие. Эта жалось резонировала с моей внутренней, какой-то огромной, засунутой в глубину себя болью, которую не хотелось выпускать. Не истерить же нам беспрерыно, ведь мы целы, мы живы и уже очень далеко… от своего дома.
Я окончательно пришла в себя только проснувшись утром и увидев за окном готические шпили. А чтобы у меня не было много времени на разные мысли, то в посольстве передо мной положили кипу документов и объяснили как часто будут спрашивать как движутся мои изыскания. Время пошло.
Не знаю, что я там им за три месяца наизыскивала и насколько превзошла Аристотеля, но вот сны…
Мне дико хочется назад к своим – в Киев, но мама говорит, что "назад" – точно не получится. Вернуться уже ни у кого не получится, Киев и киевляне навсегда стали другими, всё стало другим, и я тоже. А я никак не могу придумать, чем же мне тут заниматься, и всё отстранённые смотрю на эти готические шпили.
Серёжа, мне бесконечно больно за твою семью, за твоего папу, за твой дом и маму.
Я никогда особо не вникала в особенности наций, для меня скорее все были примерно равны. Может и не в нациях дело… Тогда в чём?
Я уже много месяцев в двух тысячах километров от того места, от нашего городка, но мне снится, снится, как к моему другу в дом вваливает чечен и раскидывая всё на своём пути "осматривает" помещение, потом его туманный дурной взгляд останавливается на Серёжиной маме. И он пытается завалить пятидесятилетнюю тётю Валю на диван. Дмитрий Иванович сначала удивлён, потом бросается на обидчика жены, на это засаленное, бородатое, нечёсанное, немытое вонючее чучело с дикими глазами.
Дмитрий Иванович хоть и не юн, а ему под шестьдесят, но он посильнее чечена будет. Тот по сравнению с Серёгиным батей – просто недомерок. Но пришелец выворачивается к своему автомату и даёт очередь. Попадает и в отца.