Жизнь как роман

– Какой же вы негодяй!

– Вся ответственность на вас.

Она в негодовании ударила кулаком по стеклу. Я попробовал поднажать:

– Ну же, решайтесь! Как насчет того, чтобы самой оказаться ПО ТУ СТОРОНУ?

Она обессиленно, опустошенно опустила глаза.

– Мне нужна только правда, больше ничего.

Под ее взглядом я открыл дверцу и вылез под дождь. Мы оба зашли в тупик. Я читал в ее глазах свою собственную боль, в ее бессилии – свое отчаяние. Я решил промокнуть под дождем, чтобы ее удержать, но она уже исчезла. Я понял, что никогда больше не увижу Флору Конвей.

Чувствуя себя побежденным, я опять спустился по белой каменной лестнице на пристань и оттуда вызвал по сотовому «Скорую помощь».

10. Во власти боли

Жизнь, эта навязанная ноша, слишком нам тяжела, приносит слишком много страданий, разочарований, неразрешимых проблем. Чтобы ее вытерпеть, нам не обойтись без болеутоляющих.

Зигмунд Фрейд. Недовольство культурой

1.

Кейп-Код, Массачусетс

«Скорая», поднимая облака, торопилась по грунтовой дороге, вилявшей между дюнами. Клонившееся к горизонту солнце удлиняло тени от сосен и кустарника и припорашивало зелень оранжевой патиной.

Флора, прочно держа обеими руками руль, решительно смотрела вперед и почти не сбавляла скорость на ухабах. На северном мысу, вдававшемся в залив Уинчестер-Бей, на холмике, стоял старый восьмиугольный маяк высотой 12 метров, прозванный «маяком 24 ветров». К маяку был пристроен симпатичный, обитый деревянным сайдингом белый домик с остроугольной шиферной крышей, смотревший на океан. Это было второе жилище Фантины.

Флора подъехала по гравиевой дорожке к самому дому и припарковала рядом с внедорожником своего издателя угнанную за несколько часов до этого машину. Здесь, в окружении скал и волн, ею овладели противоречивые чувства. Когда ярко сияло солнце и стихал ветер, пейзаж казался буколически беспечным, как на открытке или на картинах с морскими или сельскими пейзажами, из тех, что украшали дома в Мартас-Винъярд и в Кейп-Код. Но в ветреную облачную погоду все здесь приобретало суровый, даже трагический облик. Сейчас, на закате, трагизм преобладал. В наступивших сумерках гранитные скалы делали панораму застывшей и угрожающей, искажая перспективу, как на некоторых тревожных полотнах Хоппера.

Флора бывала здесь уже дважды, до того, как Фантина перестроила дом. Сейчас она решительно взбежала по лестнице к двери под коротким козырьком и громко постучала. Уже через несколько секунд Фантина отперла дверь.

– Флора?.. Я… Ты не предупреждала…

– Я тебе помешала?

– Наоборот, я очень рада тебя видеть.

Фантина при любых обстоятельствах, даже здесь, на краю света, оставалась элегантной. Сейчас на ней были узкие джинсы, синяя блузка с перламутровыми пуговицами, мягкие кожаные туфли без каблука.

– Откуда ты приехала? – спросила она, подозрительно косясь на машину «Скорой помощи».

– Из дома. Дашь попить?

Издательница снова заколебалась – совсем чуть-чуть, но это не ускользнуло от бдительного взгляда Флоры.

– Конечно, входи!

Внутри дом был загляденье: мощные балки под потолком, панорамное окно с видом на бескрайний океан. Все свидетельствовало о хорошем вкусе хозяйки: крупный дубовый паркет, натертый до блеска, деревянная мебель светлых тонов, банкетка в стиле Флоренс Кнолл с пудровой обивкой. Флора представила Фантину сидящей на этой банкетке с кашемировом пледом на плечах: читая напыщенные рукописи, она отхлебывает из чашки настой трав с фруктовым ароматом, заваренный по рецепту хозяина лавочки в Хайаннис-Порт.

– Чем тебя порадовать? Я только что сделала чай со льдом.

– Годится.

Отпустив Фантину на кухню, Флора подошла к окну. Вдали, у самого горизонта, белел, готовясь пропасть из виду, одинокий парус. В небе громоздились тучи. Ей опять показалось, что реальность колеблется, появилось чувство, что она заперта в клетке, несмотря на бескрайний океан перед глазами. Крики чаек, шум прибоя, вид отвесных скал оглушали и слепили.

Она попятилась к камину. Здесь, у огня, все было, как и во всей комнате, аккуратно и уютно: корзина с дровами, новые мехи, блестящая металлическая стойка со щипцами и кочергой. Над камином красовалось бронзовое «яблоко» Клода Лалана и медная табличка, такая же, как на ограде, окружавшей дом. На металле была выгравирована роза ветров, известных людям древности. Под розеткой было написано на латыни: «Когда подуют двадцать четыре ветра, не останется больше ничего».

– Вот и чай.

Флора резко обернулась. Фантина стояла в метре от нее, держа большой стакан со льдом. Вид у нее был немного обеспокоенный.

– Ты уверена, что все в порядке, Флора?

– Все отлично! Это у тебя встревоженный вид.

– Зачем ты взяла кочергу?