Жизнь как роман

Ромен

От кого: Ромен Озорски

Кому: Фантина де Вилат

Тема: Правда о Флоре Конвей

[…]Признаться, ты сильно меня удивила. Если не сказать больше. Я писал эти тексты радостно, иногда даже в эйфории, чего со мной давно не бывало. Превращаясь в своего двойника, я опять оказывался во власти магии творчества.

Я впервые услышал о Флоре Конвей, когда издатели всего мира зааплодировали на Франкфуртской ярмарке ее роману. Вся их братия поздравляла тебя с созданием издательства под стать этому новому дарованию. Я тоже восхищался твоим коммерческим чутьем, тем, как ты превратила чудака-учителя, которого я тебе подсунул, в загадочную романистку, научившуюся жизни в нью-йоркском баре.

Сперва я искренне ликовал. По легкому щелчку стартовала новая карьера. Наконец-то моя работа стала обходиться без этикеток. Я переживал происходящее как свой ренессанс, как впрыск нового топлива в мою творческую жизнь. Это походило на новую влюбленность! Некоторые нелепые ситуации я буквально смаковал. Один и тот же критик в одной и той же литературной программе мог бранить мою последнюю книгу и курить фимиам последней книге Флоры. Через пару недель одна ежедневная газета попросила меня написать рецензию на «Девушку в лабиринте». Наперекор всеобщим восхвалениям я разразился критикой, за что все, естественно, обвинили меня в зависти! Сначала меня все это забавляло, но удовольствие продлилось недолго. Во-первых, мне не с кем было его разделить. Во-вторых, тексты Флоры Конвей были моими, но сам этот персонаж придумала ты. Не один я дергал за ниточки. Честно говоря, мне уже не за что было дергать.

С годами Флора Конвей полностью от меня отделилась и стала меня раздражать. Всякий раз, когда мне про нее говорили, всякий раз, когда я читал статью про нее или выслушивал дифирамбы в ее адрес, меня охватывало острое чувство неудовлетворения, со временем переросшее в злобу. Сколько раз меня тянуло раскрыть свою тайну и прокричать на весь мир: «Свора кретинов! Флора Конвей – это я!»

Но я выстоял в этой каждодневной борьбе с собственным тщеславием.

В один из самых тяжких моментов моей жизни, осенью и зимой 2010 года, когда бывшая жена попыталась лишить меня опеки над сыном и я почувствовал себя в изоляции, всеми брошенный, у меня возникло желание открыть тебе главное во всей этой истории. Тебе одной. Не очень представляя, как восстановить с тобой контакт, я прибег к единственному известному мне способу: попытался поведать тебе правду в романе. В романе, где действующими лицами были бы Флора Конвей и Ромен Озорски. Персонаж и его создатель, причем персонаж бунтовал бы против того, кто его написал. Роман, единственной читательницей которого стала бы ты. Той зимой я сел писать этот роман, но так его и не закончил.

Потому что Флора оказалась непростым персонажем.

Потому что я дал обещание и не написал больше ни строчки.

А еще потому, наверное, что эпилог этой истории может произойти только в реальной жизни. Недаром Миллер, которого ты так любила цитировать, спрашивал: «Зачем нужны книги, если они не возвращают нас к жизни, если не могут заставить нас жаднее ее хлебать?»[19]