— Да, правда, вы ложитесь-ка. Славка, идем домой! Пусть они отдыхают, а утром придем. И поздравлять, и разбираться. Ты знаешь, как мы перепугались?! Все. Спите. Славка!
— Да оставайтесь у нас уже, куда вы ночью пойдете?
— Нет уж, мы — к себе.
— Куда?
— Ко мне. Все, до завтра.
Женька со Славиком ушли. Дети, бурча (раз все в порядке — можно и повозмущаться), начали разбредаться по кроватям.
— Вень, ты сам себе постелешь? Лер, вытащи ему все. Там, в шкафу — простыни, пододеяльник. И одеяло — тоже… Или ты — домой?
— Нет, — Венька покачал головой.
И вообще, за все время, пока они тут кричали, ругались или всхлипывали, он не произнес ни слова. Был, так сказать, немым свидетелем.
— Ну и ладно. Спать.
Честно говоря, я бы тут на полу и осталась. Вставать нет никаких сил. Тем более, что тут тепло… И легли уже, кажется, все… Свет выключили…
— Вень, ты что? — Неужели я и правда заснула, сидя на корточках под дверью? Не заметила, как он подошел. — Ты что не спишь? Тебе постелили?
— Давай, я тебя отнесу? А то сидя спать неудобно. Да еще — на полу.
— Издеваешься?
— Нет. Пойдем. Не хочешь, чтобы я тебя отнес — вставай. Ну же…
Почему-то усталость, как накатила волной, так и схлынула. Зато только сейчас дошло, в какие неприятности я едва не вляпалась. И только сейчас начало трясти. От страха. Это у меня свойство организма такое — все воспринимать с запаздыванием. И опасность оценивать — тоже с запаздыванием.
За незадернутыми шторами все еще падал снег. Такой — отсюда — мягкий, спокойный. Такой добрый. Из окна теплой комнаты — снег. Это красиво. Чтобы не очень заметно дрожать, я вцепилась в подоконник.
— Ты не зажигай свет. Иди, Веня, иди ложись. Пожалуйста.
На плечи сзади легли две теплые ладони.
— Венька, ложись. Я тоже сейчас. Только постою немножко.
— До сих пор холодно? Закутать?
— До сих пор — нервишки. Это пройдет. Водку люди пьют в таких случаях.
— Нельзя. А то я не помню, как тебе плохо было.
— Когда?
— С сантехниками. Никакой водки. Иди сюда.
Я и не сообразила как-то, что уже не просто ладони Венькины у меня на плечах, а он обнимает меня, а я и не думаю сопротивляться. Наверное, тормознутость моя. И потом, меня так давно никто не обнимал… Я просто забыла, как это — чувствовать мужские руки на своем теле… Мужские?
— Венька! Ты… — Я аж растерялась от осознания ситуации. — Венька, ты что?
— Иди ко мне.
Он развернул меня лицом к себе, и я оказалась в кольце сильных рук, крепко прижимающих меня к… Господи! Если минуту назад эти объятия еще можно было расценивать как дружеские, то теперь… Провалиться бы в безвременье вот так, с ним, и остаться там…
Господи! Что я делаю?! Это же — Венька!
— Веня! Пусти…
Он помотал головой. Я не видела — мой нос плотно уткнулся ему в плечо — я просто почувствовала это движение. Я не хочу, чтоб он отпускал меня. Я хочу простоять так всю жизнь.
Но с ним же — нельзя! Это — наваждение! Ты просто слишком давно не чувствовала рядом мужского тела. И просто слишком перепсиховала за этот вечер. Вот и все. А потом будет стыдно. Как ты потом с ним общаться будешь?
— Вень, так нельзя…
— Как? Я люблю тебя, ты что, не понимаешь?
— Прекрати, ты что говоришь?! Ты же… Я же…
— Что? Я. Тебя. Люблю. Вот. Молчи.
— Венька…
Только пусть он не бросает меня. Еще хотя бы одну секундочку. Просто так. Ну я же тоже — человек, я же тоже — Женщина!.. А потом… Господи, как же он мне, оказывается, дорог!
— Вень, ты глупости говоришь. Я — старая для тебя. Какая любовь?!
Ты только не слушай меня, пожалуйста. Еще хотя бы минутку — не слушай.
— Тебя сейчас просто что-то заворожило. А завтра утро будет. И — как мы тогда? Как мы — в глаза друг другу?
— Ты — глупая. Ты — просто дурочка. И ничего не видишь. Не сейчас заворожило, понимаешь? Не сейчас. Я уже что только не придумывал. Вплоть до мистики.
— Венька… Вазочки, да? Подсвечники?
— Смеешься? Я, как дурак, за что угодно был готов ухватиться. А ты скандал тогда закатила. Помнишь?
— Вень… Я-то подумала…
— Что?
— Ничего. Неважно. Венечка, ты понимаешь…
— Не выйдет.
— Что — не выйдет?
— Больше ты меня не прогонишь. Я же знаю, что ты хочешь сказать. Не получится. Я просто не уйду. Буду рядом.
— А ты сам тогда ушел. С Женькой.
— Дурочка. Я бы твою Женьку… Я тогда чуть с ума не сошел от…
— Злости?
— Ревности.
— От чего?!! Какая ревность?!
— Я когда про ваш Интернет услышал… Я… Знаешь, мне казалось, мне хватает просто быть рядом, просто видеть, слышать тебя… Кто — я? Что я могу тебе дать? А когда представил тебя с кем-то… Я не могу так больше, слышишь? И пусть я для тебя — никто, я тебя все равно никому не отдам.
Господи, до чего же он родной! До боли. Но ведь ночь — кончится.
— Венечка, Венька, я старше тебя, намного. И еще — главное — все дети. Тебе своя семья нужна, понимаешь?
— А дети меня в свою семью приняли. Ты осталась.
— Что? Ты что им наговорил?
— Что люблю тебя. Давно уже. И они — не против.
— Не против чего? Причем здесь они? Это тебе нужна своя жизнь. Это ты должен быть против. Конечно, они не против! А тебе они — зачем?