А рано утром, когда еще было холодно и не поднялся туман с полей, нас разбудили и попросили поторапливаться. Около самолета инструктор построил всех по росту и сказал, что в такой последовательности мы будем прыгать. Единственное исключение было сделано для Анохина. Он был среднего роста, но его поставили первым — в знак уважения. Садимся в самолет и сразу же взлетаем. Каждый наверняка волнуется, но все улыбаются, чтобы продемонстрировать свое спокойствие. Любопытно наблюдать за Анохиным. Он к тому времени имел уже больше трехсот прыжков, в том числе прыжки из аварийно падающих самолетов. Сегодняшний прыжок для него очень прост и, похоже, никаких особых эмоций не вызывает. Анохин сидит рядом с открытой дверью и о чем-то думает. Когда гудит сирена — сигнал, что ему пора прыгать, он ее не слышит. Подходит инструктор и говорит: «Сергей Николаевич, Вам пора». Анохин, встрепенувшись, спрашивает: «А?» Потом соображает и мгновенно, даже не вставая со скамейки, а соскользнув с нее вбок, вылетает из самолета. Приземляюсь сам и вижу, что он сидит на парашюте, курит и опять думает о чем-то постороннем. Было такое впечатление, будто прыжок прошел для него незамеченным. А для всех нас это — событие. Мы воспринимали каждый такой шаг как успех и еще одну ступень в той длинной лестнице, которая, возможно, приведет в космос…
Полеты на истребителях были тоже интересными и волнующими. Их организовал сам Анохин в Летно-исследовательском испытательном институте, где он работал много лет. Нас не заставляли изучать устройство самолета и правила полетов, показали только, как катапультироваться, если будет такая команда. А потом мы улетали в зону, где проходили испытания самолетов, и пилот демонстрировал нам фигуры высшего пилотажа. Иногда даже он давал самим подержаться за ручку управления и попробовать выполнить какую-нибудь простую фигуру, например «бочку» или «боевой разворот», предварительно объяснив, как это делается. Нашим пилотом-инструктором был Леня Рыбиков. Тот самый, который хотел стать космонавтом, но потом раздумал из-за неопределенности перспективы. Порядки в институте были либеральные, и Леня после обязательной программы демонстрировал нам возможности самолета. Он заставлял самолет делать какие-то невероятные прыжки и развороты и при этом язвительно комментировал, подчеркивая, что это не космический корабль — здесь надо уметь управлять самому.
Анохин, несмотря на свой уникальный опыт, тоже был включен в эту часть программы. Он летал последним. Наверное, уход с летной работы он здорово переживал. Во всяком случае, когда у него первый раз появилась возможность снова взяться за штурвал, он, как говорится, «отвел душу». Мы видели, как самолет выруливал на взлетную полосу. Вопреки предписанию, Анохин сидел в передней кабине — на месте инструктора. Сидящий сзади Рыбиков поднял руки вверх, показывая нам, что он в управлении не участвует. Конечно, они нарушали инструкцию. У Анохина был большой перерыв в полетах, и передавать ему управление на ответственных участках не полагалось. Но Рыбиков был учеником Анохина. Доверие и уважение к учителю, видимо, взяли верх.
Мы наблюдали за взлетом. Видели, как самолет разогнался, оторвался от полосы и быстро растворился в небе. В зоне самолет пробыл на несколько минут больше, чем было запланировано. И вот над дальним концом полосы появляется темная точка, потом она обретает контуры самолета, снижается и… вместо того, чтобы сесть, самолет пролетает с большой скоростью низко над полосой в положении «вверх ногами» и снова исчезает в небе. Кто-то в изумлении произнес: «Ну, Сергей Николаевич дает!»
Мы не видели, как самолет садился и ждали Анохина еще около часа. Оказалось, что за этим трюком наблюдал начальник Летно-испытательного комплекса Гринев, — окна его кабинета выходили на летное поле. Он был взбешен и потребовал немедленно привести к нему экипаж. Когда Анохин и Рыбиков вошли в кабинет, Гринев был еще вне себя от злости. Увидев двух уважаемых им людей, Гринев стал подыскивать приличные слова. По-видимому, это давалось ему с трудом. Наконец, махнув в сторону Анохина рукой и обратившись к Рыбикову, он закричал: «Ну, этого старика уже не исправишь, но Вы, молодой человек, неужели не понимаете, что мне надоело Вас хоронить?» Летчики виновато понурили головы. Поняв, что добавить к сказанному нечего, Гринев их выгнал: «Пошли вон отсюда!» Летчики вышли, зная, что не правы, и ничуть не жалея о случившемся. Нам рассказал эту историю Рыбиков, Анохин о ней умолчал.