Жизнь - капля в море

Через некоторое время я понял, что предчувствия Трегуба были оправданными. Меня неожиданно вызвали к нашему министру Афанасьеву. Приехав к нему и зайдя в кабинет, я увидел Бориса Александровича Строганова - одного из руководителей Оборонного отдела Центрального Комитета партии. Афанасьев предложил сесть и тут же спросил, соглашусь ли я взяться за управление советско-американским полетом. Присутствие Строганова означало, что вопрос уже согласован наверху. По рангу такую работу должны были бы предложить Трегубу. Значит, что-то было против него. Я согласился.

Работа оказалась очень необычной. Хотя она и не стала источником новых научных или технических знаний, но зато дала возможность познакомиться с людьми, которые участвуют в американских космических программах, посмотреть, в каких условиях и как они трудятся, увидеть своими глазами, как выглядит эта огромная страна Америка.

Подготовка к полету длилась около трех лет. Начиналась она трудно. На первых же встречах обнаружилось, что у каждой из сторон сложился свой профессиональный жаргон, непонятный другой стороне. Пришлось создавать специальный терминологический словарь. Распределение работ у нас и у американцев оказалось разным. По этой причине практически каждому участнику приходилось вести переговоры с несколькими специалистами другой стороны и решать свои проблемы по частям. Наконец, различались форма документов и распределение сведений по ним. Здесь тоже надо было искать компромисс. В общем, приходилось осваиваться с новой ситуацией. И это в условиях, когда взаимное доверие только-только начинало устанавливаться, а люди еще разговаривали друг с другом с большой настороженностью.

Но время делало свое дело. Американцы, по своему характеру, оказались во многом похожими на нас. Они умели с головой уходить в работу и раскрепощенно веселиться. Любили шутки, были гостеприимны и очень открыты в отношениях с друзьями. Нам это нравилось. Приятно было также убедиться в том, что наши специалисты профессионально не уступали американским, а если говорить о широте интересов и общей эрудиции, то, по-моему, и превосходили их. Так или иначе, между нами сразу сложились вполне доброжелательные отношения.

А вот отношения между организациями равноправными не получались. Центр пилотируемых полетов НАСА, занимающийся проектированием космических аппаратов, разного рода испытаниями и управлением полетами, был открыт для посетителей. Там даже имелись экскурсоводы которые могли провести гостей по территории, рассказать о том, какие работы выполняются в каждом из зданий, показать главный зал управления полетами и некоторые испытательные стенды. Американцы прекрасно организовали нашу работу в этом Центре, и мы чувствовали себя на его территории вполне свободно. Конечно, мы не могли входить в помещения, где велись секретные работы, но нам этого и не требовалось.

Критерии секретности в НАСА разительно отличались от принятых у нас. Там не были тайной фамилии людей, участвующих в космических программах, общие описания космических аппаратов и программ их полетов. Закрытой, по-видимому, считалась только информация, по которой можно было воспроизвести новые технические решения. И за сохранением этих сведений в НАСА строго следили. Уже после состоявшегося полета я довольно много читал о том, как относились американцы к сотрудничеству с нами. Оказывается, работникам НАСА очень часто задавали вопрос: не передают ли они нам свои новые технологии? И они твердо отвечали, что знакомят нас в деталях только с тем, что уже снимается с эксплуатации.

А у наших органов безопасности логика была другой. Секретным было все: и люди, и место нахождения организаций, и документация. В соответствии с этой логикой мы не могли допустить американцев к себе на предприятие, поэтому решено было проводить встречи с ними в Институте космических исследований - организации, занимающейся научными исследованиями и не имеющей никакого отношения к созданию пилотируемых космических аппаратов. Американцы видели, что находятся в неравных условиях, но, очевидно, понимали наши трудности и терпели.