Жизнь художника (Воспоминания, Том 1)

Наша карета (почему-то на этот раз мы ехали в закрытом экипаже или то было "поднятое" ландо, так как накрапывал дождь), заблудилась и попала не туда, куда следует - совсем вроде того, как это рассказано в Диккенсовском "Пиквике". Я был единственный, кроме кучера, "мужчина" среди дам, но разумеется я не мог чем-либо помочь, когда пришлось объясняться с офицером, подскакавшим к нам и разразившимся бранью на кучера. Тетушки, с которыми я сидел, были так напуганы, когда мимо нас пронеслись казаки с пиками на перевес и драгуны с шашками наголо, что стали жалобно молить, чтобы г-н офицер их "отпустил", чтобы им дали вернуться обратно, но возврата туда, откуда мы приехали, уже не было и пришлось ехать дальше, а взобравшись на Троицкие высоты, мы попали в тыл одной артиллерийской батареи. Тут и я натерпелся ужаса.

В непосредственном соседстве с нами палили пушки, настоящие пушки, и каждый раз, когда готовился выстрел, я и "мои дамы", покинувшие карету и устроившиеся на склоне холма у передних изб деревни, замирали и закрывали уши. Но очень интересно было видеть во всех подробностях, как солдаты ставили пушку и как ее заряжали. А затем пушки и пороховые ящики в один миг с грохотом, но в удивительном порядке, снялись и понеслись вниз, где, достигнув заворота под горой, исчезли из наших глаз.

Произошло еще несколько значительных событий в то же лето 1876 года. Два касались нашей семьи, третье имело общественное значение.

Первое событие едва не получило трагической развязки. Брат Николай, плавая в бурный день на яхте, принадлежавшей кузену Жене Кавосу, вместе с последним и с их общим другом Ваней Лихачевым, чуть было не погиб в морской пучине. Дежурные матросы на рейде Царской пристани, где стояла яхта, напрасно пытались им отсоветовать пускаться в море в такую погоду - всё же спортивный задор взял верх. Сначала было очень весело - яхта, забирая воду, неслась с небывалой быстротой, но в ту минуту, когда малоопытные моряки, захотели повернуть обратно, они не справились с парусами, суденышко их перевернулось и они сами оказались под водой. Ваня Лихачев и не сразу выбрался на поверхность - он запутался в парусе...

Еще к счастью все трое были хорошими пловцами; им удалось зацепиться за борт опрокинувшейся яхты и с неимоверными усилиями взобраться на нее и сесть верхом на киль. Громадные мутные волны обдавали их, а вокруг ничего, кроме разъяренной стихии, не было видно. С отчаяния Женя Кавос собирался даже отправиться к далекому берегу вплавь. Но тут подоспела помощь. Их заметили с большой царской яхты, всегда летом стоявшей перед Петергофом и послали к ним паровой катер. Насилу их, уже совершенно окоченевших, сняли, и матросы, передавая с рук на руки, положили на дно катера. На "Царевне" же их принял капитан Дубасов - тот самый, который через год после того заслужил геройскую славу во время Русско-турецкой войны.

Всего этого я не видал, я даже не подозревал в те минуты, что рискую лишиться еще одного брата, но дождь погнал меня с нянькой раньше времени с прогулки домой и вот тут, во дворе перед нашей дачей я застал большое смятение и, что меня особенно поразило, здесь же стояли дрожки дяди Сезара, запряженные черным рысаком, который, казалось, разделял общую тревогу, задирал голову, бил землю ногами и всячески показывал, что "надо спешить".

Дрожки были окружены нашей и соседней прислугой и все громко говорили, кричали, а некоторые женщины принимались даже голосить. Боком хлеставший дождь и неистовый ветер прибавляли свои трагические черты к общей картине. В эту минуту я увидал мамочку, выходившую из нашего сада и направлявшуюся к дрожкам. Она была в тальме - готовая к поездке, а лицо у нее было перепуганное и глубоко печальное. Завидев меня, мамочка быстро подошла ко мне, подняла и крепко несколько раз поцеловала - всё поступки для нее необыкновенные, ибо она, сколько могла, свои чувства скрывала. "Дайте ему сначала поесть, а потом пусть тоже приедет на пристань", - успела она распорядиться.