Жизнь. Кино

Следующий сценарий Гельмана тоже был на производственную тематику. В это время Гельман как раз женился и сценарий написал в соавторстве с женой. Это была история про «легкотрудницу» – беременную женщину, которая временно, до родов, поставлена на легкую работу. На фоне грандиозной стройки, грохочущего железа и производственной суеты Ксения поглощена главной своей заботой и работой – она готовится к появлению на свет нового человека. Главное и не главное в жизни она оценивает только по этому естественному принципу. Мне показалось, что об этом можно сделать и смешную, и трогательную картину. Любящий муж Ксении Федор заботливо оберегает жену. Но он – человек, сделанный природой попроще Ксении. Он слегка жадноват и слегка жлобоват. Неуловимые, неясные тревоги владеют Ксенией в преддверии главного, грядущего события. Будущее свое и будущее нового человечка, и будущее непостижимой для Ксении, но тоже зреющей, растущей стройки слились для нее воедино.

На роль Ксении я взял Аллу Мещерякову. Я знал ее мало, но о ней хорошо говорила Людмила Зайцева. После встречи с Аллой и длительных разговоров мне тоже показалось, что Мещерякова эту роль сыграет. В ней жила какая-то затаенность, закрытость умного, тонко чувствующего человека. Теперь предстояло укомплектовать «супружескую пару». Все мои попытки соединять с Мещеряковой заведомо простоватых и незатейливых Федоров оказались бесплодными и неубедительными. Такая Ксения быстро разгадала бы и отвергла такого Федора. В этом был отчасти виноват и я. Я пытался воссоздать некую любовь «простых людей», а таковых вообще на свете не бывает. Чувства и отношения, выраженные немногословно и скупо, не становятся от этого проще. Их в обычной жизни просто скрывают. Или не умеют выразить. От этого, как правило, отношения становятся еще сложнее и мучительнее.

Так постепенно созрела идея пригласить на роль жлоба Федора киногероя-разведчика, страдальца-интеллектуала Станислава Любшина. На первой встрече Слава не отказался, но был очень смущен.

– А я смогу? – спросил он. – А как быть с этим! – И Слава предъявил свою одухотворенную физиономию.

Я понял масштабы его сомнений, только когда увидел Любшина в окружении поклонников и поклонниц. Он был популярен просто фантастически. С ним невозможно было ходить по улицам и тем более стоять на месте – мгновенно его окружали толпы почитательниц. Пообедать с ним в ресторане было просто опасно для жизни. Вначале подвыпившие поклонники скромно глазели на Славу. Потом кто-нибудь тихо и проникновенно запевал песню из фильма «Щит и меч».

– С чего на-а-чинается родина-а! – затягивали в одном углу.

– С картинки в твоем букваре-е-е! – подхватывал другой угол ресторана.

Поклонники постепенно приближались и с протянутыми рюмками уже требовали от Любшина тесного общения с простым народом. Словом, ужасно!

Сняв Любшина в непотребном федоровском обличье, мы тем самым лишили бы народ прославленного кумира, а над Славиной головушкой развеялся бы романтический ореол. Это была реальная опасность. Часто наши впечатлительные зрители путали роль и человека. И не только зрители! Алла Демидова рассказывала мне, что после того, как в одном фильме она сыграла эсерку Спиридонову, ей, по решению политбюро, запретили сниматься в роли Крупской.

– Это что же получится? – вопрошали члены политбюро. – Левая эсерка будет спать с самим Лениным?!

Прежде существовала и официальная форма общения талантов с поклонниками – так называемые «творческие встречи». Однажды вместе со Смоктуновским, Игорем Дмитриевым и другими знаменитостями мы приехали в Новосибирск. Сначала, в соответствии с установленным порядком, нас повезли по историческим местам. Новосибирск – молодой город, и уж очень «исторических» мест в нем не оказалось. Правда, в пяти районах города недавно воздвигли памятные стелы, посвященные Отечественной войне. У каждой стелы поджидал нас местный гид или гидесса.

– Двадцать второго июня сорок первого года фашистские полчища коварно… – начинала гидесса и рассказывала подробно обо всем, что мы давно знали. Смоктуновский сам был участником войны. Первую речь гидессы мы терпеливо и вежливо выслушали. Но, когда мы подъехали к следующему обелиску, все повторилось с самого начала.

– Двадцать второго июня сорок первого года, – сообщила уже другая девица, – фашистские полчища…

Смоктуновский мрачно слушал, и, когда гидесса дошла до битвы под Москвой, он вдруг яростно крикнул:

– И чем же дело кончилось?

Гидесса страшно перепугалась.

– Все кончилось хорошо, Иннокентий Михайлович, – залепетала девица, – мы победили!