- Я сегодня получила письмо от Макарова. Он пишет, что ты очень изменился и понравился ему.
- Вот как? Лестно.
- Оставь этот тон. Почему бы тебе не порадоваться, что нравишься? Ведь ты любишь нравиться, я знаю...
- Не замечал этого за собою.
- Ты дурно настроен? Почему ты ушел от них?
- А - ты?
- Они мне надоели. Но все-таки - неловко, пойдем туда.
Лидия взяла его под руку, говоря задумчиво:
- Я была уверена, что знаю тебя, а сегодня ты показался мне незнакомым.
Клим Самгин осторожно и благодарно прижал ее руку, чувствуя, что она вернула его к самому себе.
В комнате раздраженно кричали. Алина, стоя у рояля, отмахивалась от Сомовой, которая наскакивала на нее прыжками курицы, возглашая:
- Бесстыдство! Цинизм!
А Иноков, улыбаясь несколько растерянно, говорил на о:
- Собственно, я всегда предпочту цинизм лицемерию, однако же вы заздлщаете поэзию семейных бань.
- Алина, нельзя же...
- Можно! - крикнула Телепнева, топнув ногой, - Я - докажу. Лида, слушай, я прочитаю стихи. Вы, Клим, тоже... Впрочем, вы... Ну, все равно...
Ее лицо пылало, ленивые глаза сердито блестели, она раздувала ноздри, но в ее возмущении Клим видел что-то неумелое и смешное. Когда она, выхватив из кармана листок бумаги, воинственно взмахнула им, Самгин невольно улыбнулся, - жест Алины был тоже детски смешной.
- Я и так помню, - успокаиваясь, заявила она и бережливо спрятала листок. - Вот, слушайте!
Закрыв глаза, она несколько секунд стояла молча, выпрямляясь, а когда ее густые ресницы медленно поднялись, Климу показалось, что девушка вдруг выросла на голову выше. Вполголоса, одним дыханием она сказала:
Сладострастные тени на темной постели окружили,
легли, притаились, манят...
Стояла она - подняв голову и брови, удивленно глядя в синеватую тьму за окном, руки ее были опущены вдоль тела, раскрытые розовые ладони немного отведены от бедер.
Наблюдаю в мерцанье колен изваянья, беломраморность
бедер, оттенки волос...
- слышал Клим.
Нехаева часто нашептывала такие болезненно чувственные стихи, и они всегда будили у Клима вполне определенные эмоции. Алина не будила таких эмоций; она удивленно и просто рассказывала с чужих слов чье-то сновидение. В памяти Клима воскрес образ девочки, которая - давно когда-то - лукаво читала милые ей стихи Фета. Но теперь и лукавство не звучало в сладострастных стихах, а только удивление. Именно это чувство слышал Клим в густых звуках красивого голоса, видел на лице, побледневшем, может быть, от стыда или страха, и в расширенных глазах. Голос все понижался, отягчаемый бредовыми словами. Читая медленнее и бессильней, точно она с трудом разбирала неясно написанное, Алина вдруг произнесла одну строку громко, облегченно вздохнув:
О далекое утро на вспененном взморье, странно алые
краски стыдливой зари...
Казалось, что она затрудненно повторяет слова поэта, который, невидимо стоя рядом с нею, неслышно для других подсказывает ей пряные слова.
Прислонясь к стене, Клим уже не понимал слов, а слушал только ритмические колебания голоса и прикованно смотрел на Лидию; она, покачиваясь, сидела на стуле, глядя в одном направлении с Алиной.
...хаос,
- сказала Алина последнее слово стихотворения и опустилась на табурет у рояля, закрыв лицо ладонями.
- Возмутительно хорошо, - пробормотал Иноков. Сомова тихо подошла к подруге, погладила голову ее и сказала, вздыхая:
- Тебе не надо замуж выходить, ты - актриса.
- Нет, Люба, нет... Иноков угрюмо заторопился:
- Люба, нам - пора.
- И мне тоже, - сказала Алина, вставая. Подошла к Лидии, молча крепко поцеловалась с нею и спросила Инокова:
- Ну, что?
- Ваша взяла - возмутительно хорошо! - ответил он, сильно встряхнув ее руку.
Ушли. Луна светила в открытое окно. Лидия, подвинув к нему стул, села, положила локти на подоконник. Клим встал рядом. В синеватом сумраке четко вырезался профиль девушки, блестел ее темный глаз.
- О любви она читает неподражаемо, - заговорила Лидия, - но я думаю, что она только мечтает, а не чувствует. Макаров тоже говорит о любви празднично и тоже... мимо. Чувствует - Лютов. Это удивительно интересный человек, но он какой-то обожженный, чего-то боится... Мне иногда жалко его.
Говорила она - не глядя на Клима, тихо и как бы проверяя свои мысли. Выпрямилась, закинув руки за голова; острые груди ее высоко подняли легкую ткань блузы. Клим выжидающе молчал.
- Как все это странно... Знаешь - в школе за мной ухаживали настойчивее и больше, чем за нею, а ведь я рядом с нею почти урод. И я очень обижалась - не за себя, а за ее красоту. Один... странный человек, Диомидов, не просто - Демидов, а - Диомидов, говорит, что Алина красива отталкивающе. Да, так и сказал. Но... он человек необыкновенный, его хорошо слушать, а верить ему трудно.
Раньше чем Самгин успел сказать, что не понимает ее слов, Лидия спросила, заглянув под его очки:
- А ты заметил, что, декламируя, она становится похожа на рыбу? Ладони держит, точно плавники. Клим согласился:
- Да, поза деревянная.